Из-за завесы тумана слышались вопли, рев и звуки тумаков, которыми награждали друг дружку Роман и Худ. Майор Зонг поднялась на ноги и помчалась вслед за исчезающим дедушкой. Двое громил неуклюже встали с пола.
— Они удирают! — прокричала Зонг. — За ними!
На бегу помощники майора наткнулись на бюст адмирала Зонга, утонувший в пене, и со всего размаху шлепнулись на пол.
Куусинен довел повозку до конца прохода и отчаянно пытался развернуть ее под прямым углом, как того требовала конфигурация помещения. Это ему не удалось, и гробы полетели прямо в стену. Майджстраль не ожидал от Куусинена такой резкой остановки и налетел на тележку спиной, сбил Куусинена с сиденья и припечатал к дальней стене.
— Ох, — проговорил отец Майджстраля. — Что это было?
Дрейк встал. Он тяжело дышал, из глаз текли слезы. Он очумело посмотрел вверх — прямо на него летела Роберта.
От удара хрустнули ребра. Потом в эту кучу шлепнулась Кончита, нанеся Роберте с Майджстралем удар, удивительный для ее скромных габаритов.
— Я думала, мы успеем повернуть, — пробормотала Роберта.
Майор Зонг и ее подручные снова медленно поднялись на ноги.
— Они беспомощны! — прокричала Зонг. — Хватайте их!
Помощники, неуклюже скользя, стали продвигаться к остановившейся тележке, с каждым шагом разбрызгивая тучи пены. Майджстраль, Роберта и Кончита пробовали расцепиться. Как только им это удалось, Куусинен без сознания рухнул на пол. Майджстраль гадал, куда он уронил огнемет.
А потом Роман, который наконец разделался с командиром Худом, встал и взлетел, раскинув руки.
Он протаранил головой майора Зонг, подхватил двоих ее подручных. Все трое как подкошенные рухнули вниз. Роман полетел туда, где Майджстраль и две дамы пытались оторваться друг от друга, схватил бесчувственного Куусинена и усадил за пульт управления повозкой.
— Вести тележку, сэр? — спросил Роман.
— Ради всего святого, — пробормотал Майджстраль.
— Подъемником не пользуйся, — добавила Кончита. — Охранники, наверное, уже спешат сюда из-за того, что сработала сигнализация.
Они побежали по лестнице. Тележка летела над ступнями на репеллерах. Повороты на лестничных площадках отнимали драгоценные секунды, и к тому времени, когда повозка взломала какую-то дверь и помчалась по длинному туннелю, майор Зонг и ее подельники уже нагоняли компанию.
— Куда он ведет? — спросила Роберта.
— Не знаю, — ответил Майджстраль. — Карты у Куусинена, а он выведен из строя.
— Что это за шум? — удивилась Кончита. Отдаленный, мощный гул напоминал рев далекого океана. Он был где-то впереди.
Тележка пролетела еще через пару дверей и вылетела на обширное темное пространство. Здесь шум слышался намного громче. Испуганные люди разбегались в стороны. А потом темнота исчезла, и Майджстраль с ужасом понял, что было источником такого шума.
Тысячи людей…
Гарвик действительно раскачал их. Он держал зал в своем лохматом кулаке.
Он слыхал, что его считали лучшим Элвисом среди хозалихов. И уж конечно, он был одним из лучших Элвисов, ныне живущих. Он выучил сложнейший и древнейший земной язык, которым уже нигде не пользовались, — тот мертвый язык, на котором король записывал свои шедевры. Гарвик посвятил тысячи часов серии особых упражнений, предназначенных для того, чтобы разработать непослушные хозалихские бедра и торс и исполнять такое необходимое вихляние бедрами, выработал особую петушиную походку, научился припадать на колени и бросаться к микрофону — словом, освоил весь набор телодвижений Элвиса, требуемых при исполнении обязательной программы. Это был Высший Ритуал. А представления в стиле Высшего Ритуала требовали высочайшей достоверности. Каждый шаг, каждый жест или ухмылка — все исполнялось с классическим совершенством, при этом особое внимание уделялось форме. Тут не было места случайности или спонтанности. Все проделывалось с величайшей скрупулезностью, каждый нюанс был четко отточен и проконтролирован — чтобы все укладывалось в рамки величайших интерпретаторов Элвиса былых времен.
И вот теперь все его труды увенчались успехом. Гарвик «вживую» выступал перед многотысячной аудиторией и владел всеми. Мемфисская публика считалась самой искушенной, самой требовательной. Но если тебе удавалось завоевать ее симпатию, ты навсегда оставался в ее сердце.
Гарвик начал свое выступление с песен «Все Встряхнитесь» и «Тюремный Рок», чтобы расшевелить зрителей. Он положил их на лопатки, исполнив «Сдавайся» и «Разбитое Сердце на Продажу». Потом перескочил к «Сегодня Хорошо Танцевать Рок-н-ролл». Это сопровождалось извержением водных струй фонтанов у подножия сцены. Воду подсвечивали цветные прожекторы — получилась настоящая феерия. И вот он уже приготовился выдать свой коронный номер — «Отель, где Разбиваются Сердца»[24]. Над припевом Гарвик работал несколько месяцев, чтобы добиться тончайшей интонации в бормотании фразы. «Я буду так одинок».
Но перед тем он хотел ввести аудиторию в состояние экстаза. Он старательно принял Шестую Позу Элвиса, склонив голову вбок ровно на шестьдесят градусов и искоса поглядывая в зал.
— «Well», — пропел он и зал взревел. Гарвик принял Седьмую Позу, позу провоцирующего «Взгляда исподлобья», которая для хозалиха была крайне трудна, поскольку для этого требовалось смотреть на публику вызывающе, действительно недружелюбно, но у хозалихов лоб совсем не такой, как у людей, и поэтому здесь все зависело от тщательно продуманного эффекта и иллюзии.
24
«All Shook Up», «Iailhouse Rock», «Surrender», «One Broken Heart for Sale», «Good Rockin' Tonigt», «Heartbreak Hotel» — песни из репертуара Элвиса Пресли.