– Я тебе что, мясник – на беззащитную девушку с кинжалом бросаться? – недовольно пробормотал полугном.
– Ладно, подойди к ней, поклонись и вежливенько попроси проводить тебя к сыну короля! – яростно зашипел варвар.
Тем временем дела влюбленной пары успешно продвигались. Светильник стоял на земле, девица, блаженно закрыв глаза, пребывала в объятиях своего кавалера, который расписывал ей свою неземную любовь, не забыв при этом запустить руку в вырез ее платья. Конан уже напрягся для прыжка – и в это мгновение дверь, через которую недавно вышла Кларион, с треском распахнулась, и во двор выбежал сам граф Корнелиус собственной персоной, в длинной белой ночной рубашке, но зато с мечом.
– Что здесь происходит? – загремел он, поддерживая подол своего одеяния. – Как ты посмел явиться сюда, щенок?!
Энеро с похвальной торопливостью отскочил на порядочное расстояние от своей возлюбленной, которая лихорадочно натягивала на плечи сползшее платье.
– Я… я лишь беседовал с твоей достойной дочерью, граф… – забормотал молодой человек, понимая, что ему не поверят, и судорожно оглядываясь в поисках пути отступления.
– Ты посягнул на честь моей семьи! – бушевал Корнелиус. – Знаешь, что бывает с теми, кто оскорбил графа Корнелиуса?!
По изменившемуся лицу Энеро было ясно, что он знает.
– Папочка! – завизжала Кларион. – Не убивай его! Я его люблю!
– Дура! – огрызнулся граф на дочь. – Если б я убивал всех, кого ты любила, на городском кладбище уже не было бы места.
Услышав это, молодой человек несколько воспрял духом.
– Достойный граф, я нисколько не хотел… – залепетал он, напряженно придумывая себе оправдание.
– Ясное дело, не хотел! Кто ее такую захочет?! – заорал Корнелиус. – На деньги мои посягнул, молокосос! Вот я тебе башку-то сейчас проломлю, отучу на приданое моей дочери зариться!
Конан даже хмыкнул в восхищении – с достойного графа слетела вся аристократическая спесь, и он выражал свои чувства, как простой лавочник.
– Не надо, папочка! – заломила руки Кларион. – Он меня любит!
– Вот и просил бы твоей руки, как положено! – рявкнул граф. – А раз пробрался в мой дом, как вор – пусть получает сполна!
– Я и не думал об этом! – взвыл Энеро. – Это она меня сюда затащила! Свидание при луне ей понадобилось! Она меня еще и на поединок с тобой, граф, подбивала, – мстительно взглянув на девицу, добавил кавалер.
Кларион зарыдала в голос, оплакивая предательство возлюбленного. В доме замелькали отблески свечей, послышались встревоженные голоса. Во двор, зевая, выбрался Агритас – в отличие от отца, одетый.
– Чего шумите? – вопросил он и, обежав взглядом всех присутствующих, понимающе хмыкнул и обратился к графу: – Папа, тебе не надоело? Позволь, наконец, сестрице избавиться от так надоевшей ей девственности!
– Наглец! – истерически вскрикнула Кларион.
– Убирайся отсюда, сопляк, а то до утра будешь пудрой сестры синяки замазывать! – зарычал окончательно взбешенный Корнелиус.
– Агритас, твой отец хочет меня искалечить! – умоляюще вскричал Энеро, простирая руки к другу.
– Какое совпадение – меня тоже! – доверительно сообщил сын графа.
Из-за плеча Агритаса выглянуло бледное женское лицо.
– Нел, умоляю тебя, успокойся. Агри и Клари больше не будут, – жалобно забормотала графиня единственную фразу, с помощью которой она осмеливалась возражать мужу последние двадцать пять лет.
– А, и ты здесь! – воскликнул Корнелиус. – Вот, полюбуйся! Если бы я знал, каких детей ты мне родишь – я бы собственноручно задушил жреца, проводившего нашу брачную церемонию!
– Мамочка, папа опять не позволяет мне выйти замуж! – заплакала Кларион.
Дворик быстро наполнялся народом. Из дома выскакивали заспанные полуодетые слуги, не понимающие, что случилось. Граф бранился, графиня нервно комкала в руках носовой платок, Кларион рыдала, Агритас хохотал, Энеро пятился от наступающего на него оскорбленного главы семейства, слуги шумели, а Конан от души наслаждался этой сценой. Тут он почувствовал, как Мораддин ощутимо ткнул его в бок и указал куда-то рукой. Взглянув туда, Конан увидел малыша в ночной рубашонке, грызущего ногти и с интересом наблюдающего за действиями взрослых. Варвар тотчас узнал королевского сына.
– Забираем ребенка и уходим через дом, – быстро сказал киммериец. Мораддин кивнул, и оба друга, незамеченные в общей суматохе, проскользнули к мальчику. Конан намеревался просто схватить принца и зажать ему рот, чтобы ребенок криком не выдал их, но полугном оттеснил северянина и наклонился к малышу.