– Пойдем с нами, дружок, – ласково сказал он. – Тебя ждут тетя Ильма и тетя Ринга.
Мальчик посмотрел на Мораддина, перевел взгляд на Конана, набрал в легкие побольше воздуха и завизжал.
– Не хочу с вами! – надрывался он, топая босыми ногами. – Здесь мне каждый день дают миндальное пирожное! И никто меня не ругает!
Тоненький визг принца перекрыл гомон, стоящий во дворике. Граф мигом забыл о соблазнителе дочери и ринулся к ребенку, с которым связывал все честолюбивые мечты. Конан закинул отчаянно отбивающегося мальчика на плечо и, оттолкнув с дороги какую-то служанку, кинулся в дом.
– Взять их! Во что бы то ни стало! – орал где-то позади граф.
Поднявшись по узкой витой лестнице на второй этаж, Конан бросился бежать по анфиладе комнат, моля про себя Митру, чтобы он привел его к выходу из графского особняка. За спиной варвар услышал звон клинков – это Мораддин схватился с догнавшими его телохранителями Корнелиуса. К месту драки подбегали еще слуги, вооруженные чем попало и подгоняемые окриками хозяина дома. Конан неуверенно остановился. Бросить полугнома он не мог, драться с ребенком на руках – тоже, а оставить принца одного варвар не решался из боязни, что мальчик удерет во время сражения.
Тут мимо дерущихся туранца и слуг торопливо прошмыгнул человек. Это был Энеро, весьма обрадованный тем, что общее внимание отвлечено от его персоны, и решивший спешно покинуть не слишком гостеприимный дом возлюбленной. Он просеменил через комнату и собрался было юркнуть в скрытый портьерами проход – как могучая рука Конана легла на его плечо.
– Бери мальчишку и жди нас на улице, – сказал варвар, сунув ребенка в руки оторопевшего Энеро. – И смотри у меня!..
Подкрепив свои слова показом внушительного кулака, Конан выхватил из ножен меч и бросился на подмогу Мораддину. Полугном уже уложил одного телохранителя, и теперь отбивался от двух других, в то время как остальные слуги пытались достать его – кто подсвечником, кто ножкой от табурета, а какой-то подросток с упитанным лицом поваренка целился в голову туранца тяжелой медной статуэткой. С поваренком варвар церемониться не стал, просто отшвырнув его ногой, как щенка, другие слуги брызнули врассыпную от гиганта-киммерийца с обнаженным мечом, телохранителя Конан свалил точным ударом клинка, со вторым разделался Мораддин.
В этот момент в комнату, наконец, вбежал сам граф, придерживающий подол рубахи, словно придворная дама платье. С яростным воплем он кинулся на похитителей. Мечом граф владел неплохо, но длинное ночное одеяние, превосходное во всех других отношениях, не было приспособлено для сражений. Конан успел дважды отбить выпады Корнелиуса, когда граф зацепился подолом за ногу скорчившегося на полу охранника и рухнул навзничь. Тут же к нему с причитаниями бросились подоспевшие жена и дочь, а за ними – слуги, мешая Корнелиусу подняться и продолжить схватку. Воспользовавшись этим, Конан и Мораддин выскользнули из комнаты, сопровождаемые бессильными проклятьями и угрозами запутавшегося в женских руках графа. Беспрепятственно добравшись до парадной лестницы, по которой их недавно приводили сюда, варвар и полугном спустились на первый этаж и покинули особняк.
Энеро послушно стоял на улице, крепко держа за руку мальчика. Видимо, кулак киммерийца оказал на молодого человека столь сильное впечатление, что он и не помышлял ослушаться приказа варвара. Юный принц уже не вырывался, но лицо у него было надутое и сердитое.
– Спасибо, парень, выручил, – как ни в чем не бывало, сказал Конан, забирая у Энеро ребенка. Изловчившись, мальчик укусил варвара за палец, за что получил увесистую оплеуху и захныкал.
– Я могу идти? – робко спросил Энеро.
– Конечно! – великодушно ответил Конан и взвалил принца на плечо. Когда спустя несколько мгновений Энеро оглянулся – похитители с ребенком уже растворились во мраке ночного Бельверуса.
Ринга была несказанно рада, когда Конан, Мораддин и философ привезли сына Нимеда. Правда, варвар подозревал, что ее радость вызвана отнюдь не тем, что они вернулись живыми и здоровыми. Девушка-гуль тут же заявила, что надо как можно скорее доставить мальчика барону Вику, хотя не объяснила причины такой спешки. Она отказалась от сопровождающих, не позволив ехать даже Ильме, которая горела желанием вновь взять на себя заботу о королевском сыне. Перед поездкой Ринга едва ли не полдня провела у зеркала, наряжаясь и прихорашиваясь, и предупредила Сезию, что может вернуться очень поздно. При этом рабирийка была как никогда веселой и оживленной, а ее желтые глаза сияли, точно освещенные изнутри пламенем свечи.