— Я тебя умоляю потренировать меня!
Хорошо звучит по-испански эта жалобная фраза! Смотрю на моего ученика, стоящего рядом.
— Теперь ты понимаешь, почему я не тренирую молодых?
— Конечно! — осклабился он, — Потому что они тупые.
Другие зэки в модуле знают о моей эффективной системе. На их глазах я уже возвращал к жизни некоторых старичков. Арабы с удивлением наблюдали, как пятидесятисемилетний многожёнец-марроканец потерял десять килограммов собственного веса и стал поднимать над головой 70-килограммовую штангу. Вместе с нами таскал гантели 58-летний колумбиец. Он похудел на шестнадцать кил и тоже радовался, надевая футболки, которые стали болтаться в пузе, но плотно облегали бицепс.
— Почему ты не хочешь потренировать вон того? — коллега показывает на шагающего вдали зэка, — Он соответствует всем твоим критериям: иностранец, старше пятидесяти…
— Мозгами не блещет, — отмахиваюсь я, — два раза в месяц его на дурь тянет, не говоря о том, что дымит, как паровоз. В этом возрасте физкультура вкупе с табаком — ускоренный путь к ящику. Усиленное кровообращение доставит яд во все закоулки тела.
А потом случился чемпионат Мира по футболу 2018, где российская сборная назабивала голов в свои и чужие ворота, досрочно отправив домой испанскую команду. Арабы целый день смеялись, передавая друг другу карикатуру, нарисованную мной. На ней медведь в недвусмысленной позе пристроился к быку. Просто и понятно.
ДУРАЧОК
Меня вызвали по громкой. Подхожу к кабине. Там дежурит один из неплохих охранников.
— Хочешь, я подселю к тебе хорошего молодого человека? Чтобы тебе не скучно было.
— Мне совсем не скучно, — уточняю.
Рядом появляется долговязая фигура. Поворачиваю голову. М-да! В юноше явно больше двух метров. Бедолага! В камерах койки по 190 сантиметров длиной. Молодой улыбается какой-то странной улыбкой. Детской, я бы сказал. Мне не хочется заполучить такого баскетболиста, и я снова поворачиваюсь к охраннику. Тот меня опережает.
— Похоже, неплохой парень. Его перевели из соседнего модуля.
— Ну, допустим, что хороших не переводят из блатного модуля в самый плохой. Но если народу много и меня нужно уплотнить, то я предпочёл бы взять кого-нибудь из тех, кого знаю.
— Нет, не много народу, — охранник даёт задний ход, — Я ему найду место.
Ухожу. Но внутри грызёт какая-то беспокойная мысль, когда вспоминаю беспомощную улыбку новенького. Пойду, думаю, познакомлюсь и спрошу, может чего надо. Возвращаюсь в зал, где двухметроворостый мальчик беседует с испанцем, к которому его подселили. Спрашиваю по-английски, откуда он. Говорит из Голландии. Теперь понятен его рост. Перехожу на голландский. Знакомимся. Веду его в столовую и показываю место за нашим столом, которое как раз освободилось. И всё время разговариваем. Разговор получается плохо. Юноша еле-еле вяжет речь, мешая английские и голландские слова. Соображаю, что у него серьёзная задержка в развитии. Словарный запас как у ребёнка 12–13 лет.
Много позже удалось увидеть весь список его болезней, которые подтвердил голландский институт психиатрии. Остатки моих волос встали дыбом. Аутизм, дислексия, шизофрения, раздвоение, легко манипулируем и ещё восемь страшных наименований. Ай-кю равен пятидесяти и пожизненная пенсия за весь этот набор неполноценностей.
Теперь стал понятен его несвязный рассказ про то, как он попал в тюрьму. Какие-то друзья дали двухметровому несмышлёнышу героин и, когда его сплющило, в руке оказался нож. Испанская юстиция дала ему восемь лет, как любому нормальному правонарушителю и прицепом ещё парочку дел, связанных с наркотиками. Судебные процессы по «дури» были позже аннулированы и дурачок путешествовал по тюрьмам, прежде чем приземлиться в нашем модуле для наркоманов. Перевели его к нам из блатного блока потому, что он находился там в камере с другим заключённым, который совершил грубое нарушение режима. В общем как всегда, испанская система исправления в действии.
Пацана жалко, и начинаю писать ему жалобы в разные места, от директора тюрьмы до судьи по надзору. Пишу регулярно, как минимум раз в неделю, иногда чаще. Требую от его имени перевода в другой блок, в другую тюрьму, в Голландию. Вместе со мной пишет для голландца ещё один русский. Сработало. В тюрьму приезжает судья по надзору из города Кастейон-де-ла-Плана. Специально, чтобы встретиться с юношей. Другой экс-советянин участвует в разговоре переводчиком, потому что я в тот момент уходил в спортзал и ещё потому, что наш баскетболист по-испански может ещё хуже, чем по-голландски и по-английски вместе.