Местные обманщики свято верят в непогрешимость своего вранья. Когда я появился в новой тюрьме, ко мне сразу подошёл один из цыганских «старожилов».
— Добрый день сеньор!
Молча киваю.
— Могу я попросить вас об одолжении?
Киваю опять.
— Здесь все знают, что я хороший человек. Не могли бы вы дать мне взаймы три евро, чтобы купить еду? На следующей неделе в среду я обязательно отдам. Богом клянусь!
Краем глаза наблюдаю напряжённое ожидание целой компании таких же хороших человеков. Но подъигрываю.
— Кто может подтвердить, что ты хороший человек?
— Все могут. Вот, например… — он показывает на одного из зрителей.
— Он хороший человек? — спрашиваю.
— Да, он очень хороший, — соглашается свидетель.
— Займи ему денег на еду, — бросаю я, отворачиваюсь и ухожу.
Больше ко мне с такими просьбами никто не приближался. Прошла пара лет. Одним днём привозят новенького, который обходит всех зэков модуля, разговаривая с ними в «в привате». Ещё один побирушка. Наступает и моя очередь. Останавливает меня прямо на выходе во двор.
— Извините меня сеньор. Я прошу о небольшой помощи. У меня проблема.
Демонстрирую заинтересованность.
— Меня только что вызывал социальный работник. Ей только что позвонила моя жена и сказала, что моя дочь упала и сильно разбила голову. Вы можете дать мне телефонную карточку, чтобы позвонить домой?
И морда лица такая, что мне рыдать хочется.
— Ты ничего не выдумываешь?
— Сеньор, клянусь мамой!
— А мама твоя об этом знает, что ты ею клянёшься?
Отмахнувшись от его следующей тирады, удаляюсь. Через месяц испанец ушёл «в отказ»: перестал выходить из камеры, уверяя, что его хотят убить за долги. За это его перевели в другой модуль. В респектабельный, между прочим.
РАБОТНИЧКИ
Между сдвоенными блоками тюрьмы расположена кабина, по-испански называется точно так же, — зарешёченное пространство с отдельным входом и лесницей, сообщающейся с галереей безопасности, которая пронизывает всю тюрьму.
В кабинах сидят, пожизненно приговорённые к ней, охранники.
По громкой вызвали меня. Подхожу к «форточке» кабины.
— Такой-то из первого блока записал тебя толмачом на видеоконференцию, которая будет завтра.
— Я не знаю такого человека.
— Но он, видимо, тебя знает, — настаивает, несколько ошарашенный охранник.
— Я точно знаю, кто может записать меня, потому что у меня была договорённость быть переводчиком с другим экс-советянином. Его не только зовут по-другому, но он ещё и в другом блоке. Но я не разглашаю этого, продолжая обыгрывать тему разговора.
— Кто этот человек? Русский или украинец? Если украинец, да ещё один из моих недругов, видеоконференция может законьчится не так, как планируется, ещё и не начавшись.
— Вот дьявольщина! — в сердцах произносит охранник и просит меня подождать, пока он выяснит. Проходит пара часов и снова меня выкликают по «матюгальнику».
— Это совсем другой человек записал тебя переводчиком, — радостно сообщил мне функционер.
— И совсем из другого модуля, — подхватываю я.
— Точно!
— Ну и как можно перепутать? Блок — другой, фамилия — другая, другая национальность. Там что, читать не умеют и рисуют, что в голову придёт?
— Да вот… так получилось, — смущается испанец.
На следующий день меня выпускают из камеры раньше, чтобы успел позавтракать, и перепровождают в накопитель блока, где проводится видеоконференция с Мадридом.
— Ой, дядя! — появляется мой знакомый, — Ты их тут всех так запугал. Мне охранник всю дорогу талдычил, что ты — «muy peligroso» (очень опасный).
— Сами виноваты, — отвечаю я ему, и начинаем обговаривать темы будущего разговора с судьёй, надзирающей за системой.
В зале для видеоконференции стоят несколько рядов стульев, а напротив, за прозрачной перегородкой из оргстекла, два телевизора. На одном — мелко-мелко, далеко в углу, чтобы нельзя было разглядеть лицо — сидит судья с секретарём, а второй телевизор показывает нас крупным планом и между телевизорами, за той же перегородкой, находится камера, направленная на нас.
У меня не проходит ни одного дня без приключений. На следующий после видеоконференции день, я допиваю из кружки жидкость под названием утренний кофе и на дне обнаруживаю завитушку металлической стружки в три сантиметра длиной. Отломилась от клубка, которым мыли бидон, да так в нём и осталась.
Заглотишь такую и будет она дырявить кишочки, ни разу не засветившись на рентгене. Показываю кухонным работникам блока, типа, вам такое не попадалось? Они корчат физиономии: уже задолбались показывать пальцем на подобное и советуют показать охраннику. Показываю.