Некоторые газеты намекнули, что роль Чаплинского, хоть он лично и не выступит обвинителем на процессе, еще не завершена. Подчеркивалось даже, что он был главным режиссером при подготовке процесса и поднялся в своей карьере на более высокую ступень именно потому, что подыскал — вернее, подставил — лиц, показания которых были направлены против человека с черной бородой, Бейлиса. А теперь, когда главным обвинителем на процессе выступит Виппер, что будет делать Чаплинский, к чему сведется его роль? И вот — говорилось — его режиссура еще не закончена. Все доносы, рапорты полиции о воззваниях и стачках в знак протеста против процесса — все это попадает в руки Чаплинского, а он уже принимает соответствующие меры. Для него, для этого низменного карьериста, теперь, накануне процесса, особенно хватает дел…
За день до начала процесса студент Политехнического института Станислав Ромашко постучал в дверь зубного врача Ратнера и спросил Якова. Дверь открыла мадам Ратнер, мать Якова, и первое, что ей бросилось в глаза, — эполеты на плечах студента, на которых под русской буквой «А» серебрились две ровные полоски. Женщина сразу же поинтересовалась, что это означает. Добродушный, полнощекий парень ответил, что Политехнический институт, в котором он имеет честь учиться, носит имя царя Александра Второго.
— А теперь, мадам, — смелее заговорил студент, — я прошу сказать мне, где я могу найти Яшу?
Женщина слегка покраснела, но не отставала от студента:
— Я скажу, но сначала объясните мне: зачем вам понадобился мой сын?
Ромашко улыбнулся, и от этого лицо его стало еще симпатичнее. Он колебался — ему было ясно, что о деле, по которому он пришел к Яше, не может быть и речи, даже одно лишнее слово может навредить.
— Меня удивляет, что мать такого разумного парня, как Яков, может разрешить себе задать такого рода вопрос, — ответил он тихо.
Подобного ответа женщина не ожидала.
Она почувствовала себя неловко, но попробовала выйти из создавшегося положения:
— Как звать вас, молодой человек?
— Стасик.
— А фамилия?
— Ромашко.
— Мать есть у вас?
— Да.
— А отец?
— Нет, умер.
— Так вы должны понять, что я тоже мать и каждый шаг моего сына меня интересует… — И после небольшой паузы, во время которой женщина вглядывалась в зрачки Стасика, она продолжала: — Очень тревожное время теперь… А может быть, вы из голубевских босяков?
Стасик рассмеялся.
— Нечего смеяться, господин студент. Яша мой уже несколько раз приходил из университета побитый… Скажите, у вас в Политехническом тоже есть белоподкладочники?
— Есть, мадам, есть. Но вы не беспокойтесь, я не из тех.
— Кто же вы?
— Студент… как бы вам сказать? Совсем наоборот, я против тех собак…
— Ну, если так, я скажу вам, где находится мой сын. Сейчас, минуточку… — Размахивая руками, она поспешила к кабинету мужа, зовя на ходу: — Яша, Яшенька, к тебе пришли.
Она распахнула дверь кабинета, и Стасик увидел Якова.
— Мама, ты извини, — Яков взглянул на мать умоляющим взглядом, впустил Стасика в кабинет и закрыл дверь. Через несколько секунд он выбежал за дверь, успокаивая мать: — Ты, мама, не волнуйся, ему нужно кое о чем поговорить со мной.
— У тебя, мой сын, вечно какие-то секреты… А где секрет… — Она не договорила и надувшись поплелась в соседнюю комнату.
Как только студенты остались одни, Ромашко вынул из бокового кармана студенческой тужурки сложенный лист бумаги.
Яше было известно, что готовилась листовка социал-демократической группы Политехнического института, призывающая к протесту против дела Бейлиса и против национальной политики царизма. Поэтому он не удивился, увидев листовку, напечатанную на пишущей машинке и размноженную на гектографе.
— Читай, Стасик, вслух, — предложил он. — Да, подожди… — Он подошел к двери и прикрыл ее плотнее.
— Отец твой не придет? — Стасик кивнул в сторону бормашины. — Здесь ведь его кабинет.
— Думаю, что не так скоро. А если и придет, так держи вот книгу, — и он передал гостю учебник по внутренним болезням.