— Иди, иди, тут тебе нечего нюхать, уходи подальше, — спроваживали его.
Пилипенко что-то пробурчал, отошел в сторону. Но через минуту снова вырос возле Костенко и его товарищей.
— Где тебя не сеют, там ты вырастаешь, гнилой гриб, — накинулись на него рабочие.
Петр Костенко повернулся и поманил Пилипенко пальцем.
— Скажи, Пилипенко, ты когда-нибудь собирал грибы в лесу?
— Собирал, агитатор, собирал.
— Так ты должен знать, что есть такой гриб, который называют поганка… Так вот этот гриб-паразит и ядовит, и вонюч.
Рабочие рассмеялись, окружили Пилипенко и стали насмехаться над ним.
А тот и в ус не дул, таращил глаза, будто ничего не понимал.
— Понимаешь, Пилипенко, о чем Петро тебе говорил? — спросили у него.
— Нет, — повертел он головой, и широкие ноздри его раздулись, словно хотели вдохнуть побольше воздуха.
— Тяни, тяни своими паршивыми ноздрями, — заговорил Павлов, солидный, пожилой рабочий. Схватив Пилипенко за шиворот, он приподнял его, приговаривая: — Костенко говорил, что от такого гриба воняет… Понял? Убирайся отсюда и не порть воздух. Сколько раз тебе говорено, чтобы сюда носа не совал, а ты все лезешь! — Павлов оттолкнул его так, что «гриб» откатился далеко от рабочих.
— Я вам, агитаторы, покажу «поганый гриб»…
— Покажи, покажи! Кыш-кыш отсюда, — похлопывал в ладоши добродушный Павлов. Затем повернулся к рабочим: — Я сегодня сам видал, как он крутился возле Кулябко, когда тот появился в механическом цехе, чтобы что-нибудь пронюхать.
— А что, Кулябко сегодня был здесь? — переспросил Костенко. — Надо соблюдать осторожность, — сказал он, а затем уже более спокойно: — Попрошу вас сегодня вечером зайти к Гусеву в Острожный переулок. А теперь расходитесь.
Когда Костенко, Тимка Вайс с Павловым и другими рабочими вышли из заводских ворот, они заметили, что Пилипенко припал к щели в заборе. Павлов мигнул Костенко: ему, мол, хочется подойти к этому парню и, пока он так занят подсматриванием через щель, дать несколько пинков. Но Костенко повертел головой — нет, не стоит связываться с поганым грибом. Придет час и для него, а теперь очень уж напряженное время.
Недалеко от заводской территории рабочим повстречались Николай и Сергей — та пара молодых рабочих, которых Костенко начал приближать к своей группе, и он решил пригласить их к Гусеву.
— Сережа, Микола, приходите сегодня к Федору Николаевичу.
— Какой такой Федор Николаевич?
— Ну, к Гусеву, знаете ведь, где он живет.
— А что там будем делать? — спросил Сергей.
— Приходите — увидите и услышите.
После ухода молодых ребят Тимка выговаривал Костенко:
— Не нужно было приглашать их, к чему они тебе? Не знаешь, что ли, — ненадежные ребята.
— Надо приблизить их, из них выйдет толк.
— Могила исправит, — отрезал Тимка.
— Какой ты горячий, Тимка! Тебя бы послушать, мы бы многих от себя оттолкнули.
— Знаешь, Петро, мне думается, что в нашем деле нужно быть более разборчивыми, не каждому можно доверять…
— То правда, не каждому… Отбирать нужно — это правда. Но та пара, мне кажется, прислушивается к нашим разговорам, поэтому можно рискнуть. Нам дорог каждый человек, — горячился Костенко. При этом у него запылали щеки и он, по обыкновению, потер их сильной рукой. — Понимаешь, Тимка?
— Я того же мнения, — сказал Павлов. — К примеру, знаете того, рыжего, из механического цеха? На первый взгляд, кажется, диковат, неорганизован. А в действительности, когда я стал присматриваться к нему, я понял, что он положительный парень. Я как-то дал ему почитать брошюру Дикштейна «Кто чем живет», он прочитал, попросил еще что-нибудь в этом роде… А ты, Тимка, возможно, не решился бы рискнуть, — закончил Павлов.
Тимка был недоволен замечаниями Костенко и Павлова.
И тут Павлов увидел, что к ним приближается тот рыжий парень с большими глазами.