— Покорно благодарю. А на какой же день?
— Здесь все написано.
— Написано, очень хорошо.
— Пойдемте, я провожу вас.
— Мне к фуникулеру — несколько шагов отсюда, а потом трамвай довезет меня почти до дома.
Владелец ресторана долго смотрел вслед посетителям, особенно еврею-ремесленнику. Ведь Филарет Харлампиевич обещал Голубеву следить и прислушиваться к разговорам, сообщать ему обо всем. Вот он и выполняет ту невинную миссию.
В этот день ресторан посетила также Вера Чеберяк, и не одна — с бледным мальчиком лет двенадцати. Увидев их, Филарет Харлампиевич подошел к Чеберяк и пригласил в отдельную комнату.
— Здесь вам будет уютно и удобно, Вера Владимировна, — сказал хозяин, зажигая электрический свет. Чувствовалось, что он ожидал этих гостей.
— Благодарю.
Она вошла в комнатку, таща за руку мальчонку.
Небольшого роста, худенький, в тесном костюмчике, мальчишка испуганно присел на стул, пододвинутый ему Филаретом Харлампиевичем.
— Сиди, сиди, Назарик, не дрожи, — сказала Чеберяк.
— Мне холодно…
Мальчик рванулся было к входной двери, но там его задержал хозяин ресторана, который осторожно взял его за руку и подвел к Вере Чеберяк.
— Не бойся, тебе зла здесь не причинят, — мягко уговаривал он ребенка. Увидев, что мальчик не успокаивается, он подошел к буфету, достал кисть винограда, положил на тарелку и подал ему. — Возьми, попробуй.
Рядом уже стояла Вера Чеберяк, она добродушно сказала:
— У себя дома ты, вероятно, такого никогда не видал.
Мальчик промолчал.
Вера Чеберяк, повернув мальчика за плечо, усадила его рядом с собой. Хозяин принес бутылку вина и закуску.
— Скажи, Назарик, фамилия твоя Заруцкий? — спросила Чеберяк.
Мальчик кивнул.
— Это ты играл с моим Женькой?
— Да.
Она налила рюмку вина и выпила.
— На, выпей тоже немножечко. Не бойся, я провожу тебя домой. Я знаю, где ты живешь…
— Не надо, тетя, я сам дойду, я не боюсь.
— Ты молодец, что не боишься. Ты уже мужчина. А ну, покажи свои мускулы — о, сильные, как у моего Женьки…
— И у Андрюши были сильные мускулы, — сказал Назарик.
— Да, и у Андрюшки.
— Сильный парень был Андрюшка, сильнее Женьки. Я помню, тетя.
— Что еще помнишь?
Пауза. Настороженный мальчик смотрел испуганными, несколько затуманенными глазами. Он будто чего-то ждал. Для чего тетя затащила его сюда? Он боялся ее, но сам себя успокаивал: ничего плохого она ему не сделает.
Чеберяк ничего и не собиралась ему делать, она только хотела кое-что узнать от него. От своей дочурки Людмилы она знала, что этот худенький мальчик очень упрям, с характером; и именно его вызвали свидетелем в суд. И вот Вера Чеберяк хочет с ним поговорить, пока он еще не выступил в суде.
— Что ты скажешь, Назарик, когда у тебя спросят об Андрюшке?
— Ничего не знаю, тетя, не знаю, — ответил он и снова попытался уйти.
Но от Веры Чеберяк так скоро не уходят — если она этого не хочет.
— Куда спешишь?
— Домой, на Слободку, — ответил он смело.
— Я провожу тебя домой.
— Не надо. Не хочу.
— А чего ты хочешь?
— Не знаю…
— Ешь, Назарик, не глупи, — она придвинула к нему колбасу, сыр.
— Я не голоден.
— Ну, чтобы есть виноград, не нужно быть голодным.
Правой рукой он отщипнул несколько ягод и положил в рот.
— Возьми еще, не стесняйся. Правда, вкусно?
Съев кисть винограда, он отодвинул пустую тарелку.
— Филарет Харлампиевич, — позвала Чеберяк, — будьте добры, есть у вас еще виноград?
Через минуту галантный хозяин принес крупную кисть на большой тарелке.
Мальчик смотрел на виноград далеко не равнодушно, но не дотронулся до него.
— Ну а вина, немножко вина тебе не хочется выпить?
Назарик молчал. Не дотрагивался до рюмки, даже не смотрел на нее.
— Ты помнишь, как еврей с черной бородой тащил Андрюшку? — спросила Чеберяк.
Мальчик промолчал.
— Ты совсем не кавалер. Я с тобой разговариваю, а ты не хочешь отвечать. Как тебе не стыдно!
Назарик снова ничего не ответил.
— Некрасиво, Назарик. Так ты ведешь себя и со своим дедом, и с бабушкой, и с мамой?
А мальчик молчал.
— Был бы ты моим сыном, я бы… — от злости она прикусила губы.
— Я не был бы вашим сыном.
— Как бы ты у меня заговорил!
— Нет, — сказал Назарик, — вы бы ко мне не прикоснулись.
— Почему ты так думаешь? — мягко спросила Чеберяк.