Выбрать главу

Прокурор Виппер, а также Замысловский и Шмаков спросили молодую женщину, почему она не рассказала об этом на допросе у следователя Машкевича. Дьяконова ответила, что, во-первых, она тогда боялась Веры Чеберяк, которая неоднократно угрожала ей, а во-вторых, теперь, после того как она присягнула, она не хочет брать на себя грех и рассказывает все, что помнит и что было на самом деле.

Свидетельница стояла перед судом и смотрела прямо в глаза председателю.

Особенно вызывающе вел себя Виппер. Он не был спокоен, это можно было заметить по выражению его лица. Во время выступления свидетельницы он часто срывался с места, быстро садился снова или же оставался стоять в угрожающей позе, опираясь на пюпитр и слегка наклонив голову. Он часто делал какие-то заметки карандашом, жесты его были четкими и размеренными— по всему чувствовалось, что это в высшей степени практичный и опытный чиновник, умеющий держать себя в суде. Этот человек знал себе цену.

Теперь, во время допроса Екатерины Дьяконовой, которая после присяги хотела очиститься перед судом и перед самой собой и рассказать всю правду, этот петербургский чиновник-немец решил во что бы то ни стало дискредитировать Дьяконову перед присяжными заседателями — ему хотелось, чтобы они взяли под сомнение ее показания. Виппер волновался, глаза его в паузах между вопросами и ответами метали молнии. Говорил он громко, порой переходя на крик, потом внезапно понижал голос почти до шепота. Так старался он вывести Дьяконову из равновесия. Однако она четко и смело отвечала на все его вопросы.

Тут обвинители решили зачитать показания свидетельницы, которые она давала следователю Машкевичу.

На середину помоста выдвинули кованый ящик, до сих пор стоявший под прикрытием недалеко от присяжных заседателей. В ящике хранились вещественные доказательства. В руках председателя появились пожелтевшие фотографии.

Петр Костенко и Тимка Вайс сидели в зале рядом, а Настя Шишова впереди них. Любопытствующая публика тянулась вперед, кое-кто вставал со своих мест, чтобы разглядеть фотографии. Тут послышались недовольные голоса:

— Садитесь, садитесь, вы нам мешаете.

Пристав держал перед глазами свидетельницы фотографии:

— Вот этот — Латышев, или, как его называли, Рыжий Ванька, — послышался голос Дьяконовой. Ее узкое раскрасневшееся лицо даже не дрогнуло. Глаза ее впились в другую фотографию: — А это — Сингаевский, родной брат Веры Чеберяк. А этот — Рудзинский. Этих троих я видела в тот страшный день в доме Веры Чеберяк.

Казалось, будто воздух в зале суда накалился.

Костенко пробормотал:

— Ты слышишь, Тимка?

Тимка кивнул: он слышит и понимает, что здесь происходит.

Опознанием фотографий подлинных убийц Ющинского заседание суда не закончилось. Из ящика достали кусок наволочки, которую нашли рядом с мертвым телом Ющинского. Эта наволочка стала теперь объектом многих разговоров и толков на суде.

Наволочка переходила из рук в руки и скрупулезно рассматривалась прокурорами и адвокатами, судьями и присяжными заседателями. Присяжные заседатели ощупывали каждый сантиметр — искали следы крови Ющинского.

Послышался голос председателя:

— Вы, свидетельница Дьяконова, видели, из какого материала наволочки у Чеберяк?

— Видела.

— Что это был за материал?

— Мадаполам.

— А вышивку на наволочках видели?

— Видела.

— А других не видели?

— Больше с вышивкой не было.

— А каким цветом была сделана вышивка?

— Черным с красным.

На куске наволочки, который подали Дьяконовой, как раз была такая вышивка, и она узнала ее.

Тишина в зале стала тягостной, невыносимой. Тимка Вайс достал из кармана пачку папирос, вынул одну, зажал зубами. Другой рукой он потормошил сидящего рядом Костенко:

— Что здесь делается, Петро?

— Спокойно, Тимка, во всем разберутся… Спокойно!

— Смотри, Бейлис встал с места.

За деревянной перегородкой на цыпочках стоял Бейлис. Дрожащими руками он упирался в перила, чтобы лучше видеть и слышать, тянулся вперед.

— Ах, ах! — раздавалось с разных концов зала. Люди были просто ошеломлены показаниями свидетельницы.

— Выходит, этой наволочкой заткнули рот несчастному мальчику? — спросил Карабчевский.

— Этой, — ответила свидетельница.