Были вызваны в суд и так называемые цадики. Обвинители имели возможность выказать свою осведомленность в вопросах хасидизма, когда перед судом предстал свидетель Файвель Шнеерсон, сосед Бейлиса, торговавший сеном и соломой. Ему было за тридцать, он прихрамывал на одну ногу после ранения в русско-японской войне, в которой принимал участие как простой солдат. Именно факт получения ранения на войне дал ему повод истребовать для себя право на жительство в Киеве. Он получил разрешение на прописку в Слободке, на окраине Киева, где ночевал; столовался же он в семье Бейлиса. Родом Шнеерсон был из Любавича, где проживал известный любавичский раввин. И поскольку Шнеерсон был однофамильцем широко известного Залмена Шнеерсона — вожака хасидов (благочестивых), обвинитель, главный специалист по вопросам хасидизма, присяжный поверенный Алексей Шмаков, прямо-таки напал на торговца сеном и соломой, пытаясь доказать присяжным заседателям, что еврей с черной бородой вместе с хасидом Шнеерсоном и цадиками-хасидами сгубили мальчика Андрея Ющинского.
— Вам известно, что Бейлис принадлежал к хасидам?
— Не знаю.
— Он раввинист или хасид? Он принадлежит к раввинистам или хасидам?
— Не знаю. Мне сдается, ни к тем, ни к другим.
— А отец Бейлиса был хасидом?
— Отца его я не знаю.
— Вы не помните?
— О его отце я вовсе ничего не знаю.
— Не знаете?
— Нет, не знаю.
— Ваш отец цадик? А что это означает, знаете?
— Не знаю.
— Выходит, вы понятия не имеете о том, что ваша семья из знаменитых цадиков?
— Не знаю об этом…
А как возрадовались обвинители, когда разнюхали через своих агентов и доносчиков, что на завод к Зайцеву приходили два еврея с бородами и пейсами, в длинных сюртуках… Вот это, наверно, те, кто вместе с приказчиком Зайцева — с Бейлисом — убили христианского мальчика. Это, наверное, те «два цадика» — так прокурор Виппер и его помощники назвали евреев Ландау и Этингера.
Обвинители готовились встретиться с вызванными из-за границы свидетелями. Предположительно Ландау и Этингер — два набожных еврея — происходят из рода знаменитого Залмена Шнеерсона, или, по крайней мере, связаны с ним. Само имя Шнеерсона вызывало страх у судей, у председателя суда, у присяжных заседателей…
Прокурор и его помощники убеждали: вот увидите, что за персонажи эти два цадика, с которыми братается Бейлис! Уже по их внешнему виду можно будет о многом судить — страшные люди с налитыми кровью глазами, с бритвами в зубах. Кто не знает их, этих существ, пугающих на улицах женщин и детей, даже слабонервные мужчины убегают и прячутся от таких страшилищ. И эти дикие существа ходят по нашей земле и отравляют воздух вот уже сколько лет! Они убивают детей — сегодня здесь, а завтра там… Наконец-то они пойманы, их приведут сюда, в Киевский окружной суд, пока что свидетелями, и пусть весь мир убедится в том, что необходимо освободить человечество от таких фанатиков-убийц.
Продажные служители пера живописали в черносотенной прессе, стараясь подготовить общественное мнение в столице России, в больших и маленьких городах и местечках, пытались доказать, что Киевскому окружному суду удалось вывести на чистую воду двух цадиков, которые прятались за границей. И весь мир увидит злодеев, которые вместе с хасидом Менделем Бейлисом совершили гнуснейшее преступление двадцатого столетия.
С затаенным дыханием весь мир дожидался того дня, когда перед судом появятся эти два страшных цадика, — и вот дождался…
В тот день в зале суда особенно бросались в глаза молодчики со значками на лацканах пиджаков. Они старались занять лучшие места в первых рядах среди высокопоставленных дам — жен высших чиновников и служащих администрации юго-западного края. Опытный глаз наблюдателя мог уловить, что многие из этих дам, особенно жены «союзников», переглядывались с прокурором Чаплинским, который, как обычно, сидел за спиной председателя суда Болдырева. Чаплинский, незаметно для окружающих, подмигивал своей пышнотелой жене, которая сидела в первом ряду, широко раскинув свое пышное платье.
И вот ввели молодого человека, одетого по последней моде в темно-синий костюм, белоснежную сорочку и экстравагантный галстук. Свежевыбритый, элегантный, как актер, молодой человек оставил на щеках ниже висков только шпонки, опускавшиеся вниз к коротко подстриженным усикам. Лицо его озарялось иронической улыбкой. Никто в зале, кроме, конечно, защитников Бейлиса, не знал, что этот молодой человек занимается литературой, музыкой, пишет оперетты, две из которых с успехом прошли в парижском Театре оперетты, но здесь, в России, их не захотели ставить из-за вульгарности, легкомысленности и даже неприличности содержания.