Повторяю вам, Исаак Маркович, — снова пояснил Григорович-Барский, — что такую смелость может разрешить себе только Карабчевский. И Болдырев послушался его.
«Благодарю вас, господин председатель, — сказал адвокат. — Теперь я побеспокою вас вопросом: как долго находятся у вас эти часы?»
«Как долго? Это свадебный подарок родителей моей супруги».
«Приблизительно сколько лет тому назад?»
Болдырев растерянно посмотрел вокруг, затем поднял глаза к потолку, словно вспоминал или высчитывал.
«Сейчас скажу вам точно, господин адвокат… Тридцать восемь лет».
«Благодарю, господин председатель».
Всем корпусом Карабчевский повернулся к присяжным заседателям, которые тоже сидели как на горячих углях, не сводя глаз с адвоката и с председателя.
«Прошу вас, господа присяжные заседатели, запомнить, — сказал Карабчевский, — что сказал господин председатель: часы у него уже тридцать восемь лет. Теперь будьте добры, — обратился он снова к председателю Болдыреву, — скажите нам, сколько раз в сутки вы пользуетесь вашими часами?»
«Сколько раз? Ну, не меньше десяти — пятнадцати раз в день».
«Благодарю, господин председатель».
Болдырев облегченно вздохнул, он не ожидал больше вопросов от адвоката.
А Карабчевский снова спросил:
«Простите, господин председатель, на ваших карманных часах есть секундная стрелка?»
«Секундная стрелка? — переспросил председатель и заморгал глазами. — Секундная стрелка… сейчас… сейчас».
«Мы ждем, господин председатель, мы никуда не торопимся».
«Нет! — выпалил Болдырев. — Нет у моих часов секундной стрелки!»
«Нет, вы говорите. Итак, у ваших часов нет секундной стрелки. Будьте любезны, ваше высокопревосходительство, передайте мне ваши часы».
Снова прошелестела бумага, председатель взял часы и передал адвокату.
Карабчевский в свою очередь взял часы в руки, взглянул на них, и лицо его прояснилось. Он поднял правую руку с часами и обратился ко всему составу суда торжественным голосом, причем ни один мускул не дрогнул на его лице:
«Господа судьи! Прошу вас быть свидетелями, что у часов господина председателя как раз имеется секундная стрелка».
По залу прокатилась волна хихиканья.
Председательствующий звонко призывал к спокойствию и вниманию.
«Уважаемые господа, уважаемый председатель суда, — снова раздался мощный голос адвоката. — Тридцать восемь лет находятся у вас карманные часы, десятки раз ежедневно вы смотрите на них — и все же не смогли запомнить точно, есть ли на циферблате секундная стрелка. А вы хотите от этого человека, от Бейлиса, который томится в тюрьме два с половиной года, чтобы он помнил и сказал бы вам точно, куда у него делись тринадцать минут того несчастного дня, когда судьба его…»
Последних слов адвоката уже не было слышно. Зал потонул в аплодисментах, шквал рукоплесканий пронесся по залу.
На галерке Владимир Короленко в окружении многих журналистов и репортеров с удовлетворением показывал рукой на председателя Болдырева, стоявшего со звонком в руках. Смущенным выглядел председатель, захлебнувшийся звонок выпал из его дрожащей руки.
Я убежден, Исаак Маркович, — закончил Григорович-Барский, — что в стенографическом отчете о процессе этот эпизод не будет фигурировать. Запомните эти мои слова!
От удовольствия он громко смеялся, заражая своим смехом и малинского адвоката.
Как-то под вечер за несколько дней до начала процесса в кабинет председателя Киевского окружного суда Болдырева зашел Чаплинский и рассказал, что по распоряжению полицейского департамента выделены два жандармских унтер-офицера специально для обслуживания присяжных заседателей.
— Так не забудьте, Федор Алексеевич, распорядиться, чтобы приготовили для них форму судебных курьеров, — добавил Чаплинский.
Согласно кивая и улыбаясь в бороду, Болдырев спросил:
— А усы у них как у жандармов?
— Этого я не знаю, — улыбнулся Чаплинский.
— Придется их сбрить.
— Почему?
— Сбрить, сбрить, Георгий Гаврилович.
— Понял, Федор Алексеевич, я это обеспечу…
Именно тогда Чаплинский конфиденциально сообщил председателю суда, что для наблюдения за присяжными заседателями выделено также с десяток филеров.
— Такой штат мое ведомство не сможет содержать, бюджет наш лопнет, — возмутился Болдырев.
— Помилуйте, Федор Алексеевич, для этого есть полицейский департамент с собственным бюджетом, — успокоил его прокурор.