Вот он, Бейлис, будет долго лежать с открытыми глазами на тюремной койке и будет думать, передумывать… Авось что-нибудь для него и прояснится.
Неожиданно Бейлиса перевели в общую камеру, где находились другие арестанты. Судьба свела его с людьми, с какими Бейлису никогда в жизни не приходилось даже рядом стоять, не то что словом перекинуться. Кого здесь только не было! Профессиональные воры, хулиганы, пьяницы, шантажисты, жулики, аферисты, подонки домов терпимости и воровских притонов. И все эти типы с удовольствием разглядывали незадачливого еврея, солидного служащего кирпичного завода Зайцева, тихого, мирного Менделя Бейлиса, и недоумевали: как попал сюда этот «зеленый» человек, совсем неподходящий для их компании?
Некоторые добродушно похлопывали Бейлиса по плечу. «Ничего, вскоре покинешь нашу веселую братию», — говорили они. Другие, подлые душонки, лелеяли мысль обокрасть Бейлиса (ведь все евреи богаты, думали они, что-нибудь ценное да есть у него, даже в тюрьме). А иные хотели просто при нем поживиться: родственники безусловно принесут Менделю вкусную, жирную колбаску, курочек…
Больше всех соседей по камере льнул к Бейлису один арестант с низким лбом и маленькими бегающими глазками — Иван Козаченко.
Молодой паренек — очевидно, совсем еще неопытный, попавшийся за какой-то нелепый проступок, но успевший уже разобраться в каждом из соседей по камере — не раз шептал Бейлису:
— Берегись его, мил человек, — и кивал в сторону Козаченко, — он легавый, может продать. Вот помяни мое слово…
«Легавый так легавый, — думал Бейлис, — мне-то чего бояться? Чем он может мне навредить?»
Козаченко, вероятно, сегодня или завтра выйдет из тюрьмы — так он сам говорит, и все в камере об этом знают. Его должны судить за уголовное преступление, но он крепко верит в освобождение. Бейлису очень хотелось бы передать с ним письмо жене. Как дорога одна только мысль об этом! Душа болит, когда он представляет себе, как Эстер получит его письмецо из тюрьмы. А этот пройдоха обещает добиться у тюремного начальства, что и ответ жены будет передан Бейлису. Он может не беспокоиться — у Козаченко свои люди в тюрьме, и они передадут письмо Бейлису, дело верное. И все это Козаченко обеспечит без всякой мзды, ничего ему не нужно в награду. Он видит, что Бейлис порядочный человек, и все здесь понимают, что сидит он ни за что ни про что. Но Бейлис не хочет услуги даром, он отблагодарит его, хорошо отблагодарит. Не он, конечно, а жена его там, на воле.
Козаченко отправился в суд и в тот же день вернулся обратно, в настроении весьма радужном. Так и есть: он оправдан. Принес даже четвертинку водки, чтобы выпить с соседями по камере на радостях. Каким образом он пронес четвертинку, обманув надзирателей? Козаченко все умеет, он знает все ходы и выходы. Да что говорить: не зря же болтают, что он и в полиции свой. Говорят, будто прежде служил в полиции, а нынче вроде тайного агента…
Но почему Бейлис должен бояться полицейского агента — тайного или нетайного, что ему до этого? Главное, что он берется вынести письмо и к тому же обеспечить, чтобы тюремный надзиратель передал ответ от жены. Бог ты мой! Как был бы счастлив арестант Бейлис!..
Козаченко уже собирает свои манатки и прощается с дружками по камере, которые сожалеют, что он не смог пронести больше одной четвертинки. Здесь каждый глоток или кусок куда слаще, чем на воле. Даже крохотная порция, пронесенная под полой, и то чудо…
— Чудес не бывает! — подмигивает Бейлису молодой, неопытный паренек. — Я ведь говорил вам, что Козаченко в тюрьме свой человек. Он из таких арестантов, которых используют при любых случаях. Такими бывают бывшие полицейские, дворники и вообще все те, кто может доносить на своих товарищей… Это наседки; их специально подсаживают в камеру к арестантам, у которых нужно что-то выведать… Тюремная администрация не сажает их вместе с такими, которых они в свое время предали, — обязательно прикончат! Доносчиков оберегают, они всегда в цене…
Но Бейлис ничего не желает знать, его так увлекла мысль о передаче письма, что ему трудно поверить в человеческую подлость и низость… А ведь ему уже давно следовало бы убедиться, что на свете немало несправедливости и зла. Он верит, что посадили его совершенно необоснованно, не иначе как по чьему-то навету… В этом, несомненно, разберутся, расследуют и выпустят на волю. Что человек способен предать другого — этому Бейлис, несмотря на уверения паренька, не верил.
Где взять бумагу для письма? Есть бумага — Козаченко из своего тряпья вытащил чистый листок бумаги и передал Бейлису.