Четыре года проживает Поделко с семьей в Киеве. Гимназист Михель вытянулся ростом, возмужал. Учился он в одном из старших классов, давал уроки и из своих заработков помогал постоянно нуждавшемуся дедушке.
Убийство Ющинского совсем недалеко от места жительства Липы Поделко, несомненно, привело в волнение жителей всего Подола. Длиннобородый жестянщик высоко поднимал густо разросшиеся седоватые брови и все допытывался у людей:
— Скажите на милость, поясните, люди добрые, неужели так и не известно, кто подлинный убийца несчастного мальчика?
И если не сразу ему отвечали, у Липы гневно раздувались ноздри и, пощипывая бороду, он твердил:
— Нет бога на свете, говорю я вам… Нет его, право, нет.
— Да что вы, Липа, как вам не совестно произносить такое… — выговаривали ему.
Липа стыдливо отворачивался и невнятно бормотал:
— Я, конечно, грешен в своих думах… Но коль скоро бог все это видит и молчит… Не знаю уж, что сказать… не знаю…
Так и не знал Липа, как и тысячи других в Киеве и во всей России, за что посадили Бейлиса.
Основным источником, откуда Липа черпал сведения об этом деле, являлся внук. Он-то и поставлял деду всяческие слухи, разносившиеся в стенах гимназии и вне их. Например: словно ангел, появился пристав Николай Красовский, напавший на след, а этот след ведет к «малине» Веры Чеберяк; или что следователь отказался танцевать под дудку прокурора Чаплинского. От таких слухов Липа Поделко оживал: в карих его глазах появлялся веселый огонек, освещавший все его изможденное лицо. В такие минуты Липа готов был каждого встречного приветствовать, выпить с ним по чарочке, закусив медовым пряником, и твердить, что вот все-таки есть бог на свете, и совесть есть у людей, и справедливость, и честность.
Но вот в последние несколько недель Михель ничего хорошего не говорил.
«А бедный Бейлис в одиночестве все еще сидит в тюрьме, отверженный, оторванный от жены и детей…» Эта мысль не покидала Липу Поделко.
Глаза свои, полные скорби, старый ремесленник не раз устремлял в потолок ветхой лачуги, а бледные губы шептали:
— Несчастный Менахем-Мендель Бейлис, всеми забытый…
Жена окликала его:
— Бог с тобою, Липа… Ты сегодня еще ничего в рот не брал.
Куда там, не до еды ему. Он теперь ведет разговор с разными людьми, со всем миром, с богом…
Сидя за верстаком, Липа Поделко яростно колотил по жести своим деревянным молотом, гулкий звон разносился далеко, а в руках появлялись ведро для воды, кружка, бидон. Звон этот обрывался только тогда, когда Липа задумывался.
Однажды Поделко неожиданно вызвали в полицейский участок. Для чего? Ради кого? Когда за ним пришли, дома никого не было, и Липа решил никому об этом не рассказывать, даже жене. «Узнаю раньше сам, зачем я им понадобился, а там посмотрим», — думал он.
В полицейском участке у Липы проверили паспорт и право на проживание в Киеве. Все оказалось в полном порядке.
— Поделко, — обратился к нему начальник, — вам что-нибудь известно о вашей тетушке в Америке?
— О тетушке?
— Да, о тетушке.
— Как звать ее, тетку эту? — спросил Липа.
— Нам хочется, чтобы вы сами сказали, как звали вашу тетку.
Поделко растерялся. Логика подсказывала, что никакого подвоха тут нет, никакая опасность не грозит ему. Подумав, он вспомнил, что когда-то из Черняхова уехала сестра отца — Бейла-Рохл.
— А что, моя тетка Бейла-Рохл умерла? — всполошился он.
— Бейла-Рохл звали ее? — переспросил начальник, заглядывая в какую-то бумагу.
— Да, говорю же я вам — Бейла-Рохл…
— Верно. Бейла-Рохля. А фамилия ее как? — поинтересовался начальник.
— Фамилия? Такая же, как моя, как моего отца, — Поделко.
— А как фамилия ее мужа?
— Мне кажется, она никогда замуж не выходила, — твердо ответил Липа.
— Значит, Поделко, Бейла-Рохля…
— Да, ваше благородие, господин пристав. Поделко. Бейла-Рохл.
Пристав поднялся с места, заложив руки за спину, прошелся по комнате, долго молчал, затем пробормотал под нос: