Сергей неожиданно поднялся и подбежал к двери, чуть приоткрыв ее, тут же быстро захлопнул и тревожно проговорил:
— Петро, там стоит фараон…
Костенко побледнел.
— Один?
— Не знаю.
— Сейчас. — Костенко мигнул Тимке Вайсу: — Пойди ты, узнай, в чем дело.
Тимка надвинул фуражку глубже на лоб, быстро спустился по лестнице на первый этаж и через несколько минут вернулся.
— Там два фараона, — доложил он, — один в форме, а другой в пальто горохового цвета. Конечно, сыщик.
— Товарищи, — Костенко поднял руку, — мы разбираем рассказ писателя Короленко «На реке». Тише! — Из кармана он достал книжонку.
— Мне не хочется слушать короленковские истории, — закапризничал друг Сергея.
Гусев нахмурил брови и сердито взглянул на молодого рабочего:
— Так сиди и молчи, будь человеком среди людей.
Сергей потянул друга за рукав и энергично сказал:
— Не срами меня, Колька, а то подумают, что мы шпики.
— И пусть думают, — Николай отдернул руку. — Меня это не касается…
— А меня касается! — вскипел Сергей, его лицо зарделось. — Мы такие же пролетарии, как он, — указал на Тимку, — и как он, — ткнул пальцем в сторону Костенко.
Николай рассердился, вскочил и выбежал из клуба.
— Не обращайте на него внимания, он неплохой парень… — Сергей стыдливо поглядывал на присутствующих. — Он никому зла не сделает, я хорошо его знаю.
На пороге показался городовой в сопровождении филера.
— Внимательно читают, — пробормотал городовой. — А что читают? — Пройдясь по комнате, он нагнулся к Костенко, взял из его рук книжку и вслух прочел: — Владимир Короленко. Рассказы. Интересные истории? — спросил он, иронически улыбаясь.
— Да, — услышал в ответ. — Садитесь, и вы услышите доброе слово.
— Я уже обученный, — улыбнулся городовой. — Тебе оно необходимо?.. — спросил он Сергея. — Твоя пара сбежала, а ты остался.
— Да, ваше благородие, я остался. Мне интересно послушать.
— Интересно, ничего не скажешь… Так читайте, чего замолчали? А кто является декламатором?
— Я, — отозвался Гусев.
— Ты?.. — городовой выпучил глаза. — Больно ты стар для этого дела.
— Молод, ваше благородие, для этого еще молод! — пошутил Гусев.
— Ты свое уже отдекламировал, — подмигнув, сказал городовой. — Помню тебя…
— Хорошая у вас память, ваше благородие.
— Ге-ге, хорошая, Федор Гусев. В такой поздний час тебе бы уже дрыхнуть под боком у твоей старушки.
Молодежь прыснула.
— Не разлагайте их, ваше благородие, — отозвался Костенко.
— А тебе бы лучше помолчать, агитатор…
Петр положил книжку на стул.
— Садитесь, ваше благородие, — предложил Сергей.
— Гляди, чтоб тебя не посадили…
Сергей плотнее подвинулся к Костенко.
Внимательно заглядывая всем в глаза, филер прошелся по комнате. Он остановился возле Тимки, долго всматривался в его лицо, затем, повернувшись к городовому, сказал:
— Вот этот… чернявенький…
Все стихли. Городовой ближе подошел к Вайсу.
— Пойдешь с нами! — кивнул он в сторону Вайса.
— Никуда не пойду, — энергично ответил Вайс и нарочно начал снимать пальто.
— Одевайся, пойдешь с нами.
Тимка покрутил головой: нет, он не пойдет.
Костенко, Гусев и некоторые другие встали рядом с Тимкой. Напряжение нарастало.
— Почему хотите взять его, ваше благородие? — спросил молодой паренек с нежным, почти девичьим, раскрасневшимся лицом.
— Не твое дело…
Улучив момент, Тимка сорвался с места и в одно мгновение исчез за дверью.
Городовой и филер переглянулись. От злости толстые щеки филера надулись, он даже присвистнул: фью-у-у! Это могло означать: оба мы остались в дураках…
Кто-то рассмеялся.
Одураченные блюстители порядка удрученно оглядывали присутствующих и медленно пятились к выходу.
Рабочие сначала молча улыбались, но после их ухода разразились смехом.
— Товарищи, смейтесь потише, фараоны могут еще вернуться, — спокойно и сдержанно сказал Петр Костенко.
В этот зимний день в редакции «Киевской мысли» Исая Ходошева снова хвалили за его энергию и преданность интересам газеты и ее читателей.
После опубликования воззвания к русскому обществу в журнале «Русское богатство» и перепечатки его многими либеральными газетами видные деятели стали присоединять свои подписи к тем, кто сразу же подписался под воззванием. В московских, киевских, одесских и харьковских газетах появились письма с просьбой присоединить подписи к большим спискам протестующих против диких обвинений в адрес еврейского населения.