– А у мистера Дантона разве нет его адреса? – спросил Вальтер у ректора.
– Нет, Саундерс просил Дантона адресовать все письма на имя адвоката, живущего в Грэ-Зин-сквер. Он писал много раз этому человеку, но получил в ответ, что Саундерс, вероятно, переселился в Индию – но в какую, не знает.
– Но Дантон мог узнать это по списку духовенства!
– О! В списке несколько Саундерсов; Дантон писал каждому из них, и все они ответили, что ничего не знают.
– Ну а этот брошенный молодой человек не может разве дать никаких указаний?
– Никаких, которые помогли бы Дантону разрешить затруднение. Он буквально не помнит ничего, касающееся поры его детства, исключая той, что был опасно болен и потом начал жить со своим «дядей Джорджем», как он называет этого Саундерса, на берегу моря. Он уверяет, что провел у моря два или три года, но где собственно и в какой обстановке, он это позабыл.
– Но помнит ли он время своей страшной болезни?
– Без сомнения, нет; впрочем, он всегда делается задумчивым и странным, когда его расспрашивают об этой эпохе. Нужно еще заметить, что он довольно нервен и слабого здоровья.
– Умственные способности его еще сильно расстроены? – спросил ректора Вальтер.
– О нет, мистер Дантон уверяет, напротив, что он очень умен.
– Милый папа! – воскликнула неожиданно Бланш. – Мне пришла на ум мысль…
– Я так и предугадывал, что ты выручишь нас из этих затруднений! – перебил ее ректор.
– Когда будет устроено ваше новое народное училище, то вам понадобится учитель для мальчиков. Я думаю, что вам было бы очень приятно видеть на этом месте молодого человека, у которого нет нелепых предрассудков и отсталых понятий. Отчего бы вам не взять этого бедняка? Вы могли бы внушить ему собственные принципы и сделать из него образцового преподавателя.
– Ты права, Бланш, и я приму этот совет!
Если росла трава перед папертью церкви, то она не могла не зеленеть под ногами бельминстерского ректора.
На следующее утро, имея много дел, он послал своего молодого викария к мистеру Дантону, чтобы познакомиться с Ричардом Саундерсом.
– Имейте в виду, что я полагаюсь в этом деле на вас, – сказал мистер Гевард, – вы убедитесь в пять минут, годится ли молодой человек на должность преподавателя или наоборот, и мы в последнем случае придумаем другое!
Викарий нашел Саундерса сидящим перед дверью приемной. Директор пансиона ничуть не переменил своего обращения с молодым человеком с тех пор, как перестал получать за него условленную плату. Он от души привязался к нему и желал ему счастья.
– Очень грустно, – сказал он мистеру Ремордену, введя его в приемную, – видеть молодого, впечатлительного, симпатичного человека, брошенного без всякой опоры и без средств.
Вальтеру Ремордену понравился Ричард со своим бледным, замечательно нежным лицом и откинутыми назад русыми волосами.
– Вот и мистер Реморден, Ричард, – проговорил директор, – проповеди которого вы слушали всегда с глубоким наслаждением.
Молодой человек поднял голову, отложил книгу, которую читал, и встал, чтобы поклониться молодому викарию, краснея, точно девушка.
– Я оставлю вас наедине с Ричардом, – сказал мистер Дантон, обратясь к посетителю. – Мистер Реморден желает поговорить с вами, дитя мое! – пояснил он воспитаннику.
Викарий приступил спокойно к разговору, но Саундерс отвечал только полусловами, перелистывая книгу, которую взял снова, и Вальтер Реморден заметил, что его трепетавшие руки ослепительно белы и нежны, как у женщины.
«Что же это за личность? – подумал викарий. – Молодой человек слишком женоподобен, и я подозреваю, что ум его далеко не из самых блестящих».
Но вскоре Вальтер Реморден убедился в противном. Молодой человек оживился и сделался даже красноречивым. Он говорил о многом, и в суждениях его проглядывал чрезвычайно здравый, хотя и действительно неблистательный ум. Когда викарий высказал цель своего прихода, молодой человек объявил, что готов принять на себя всякую тяжелую обязанность, чтобы не обременять своего уважаемого и доброго директора.