— Что это нигде не видно падре Брито? — спросила дона Жоакина Гансозо.
— Верно, мучается мигренью, бедный, — предположила дона Мария де Асунсан жалостливым голосом.
Тут какой-то молодой человек, молча сидевший возле буфета, сказал:
— Я видел его сегодня: он ехал верхом в сторону Баррозы.
— Странно! — немедленно и едко отозвалась дона Жозефа Диас. — Как это вы умудрились его заметить?
— А почему бы мне его не заметить, любезная сеньора? — отвечал молодой человек, вставая и направляясь к кружку старух.
Он был высок ростом, белолиц, одет во все черное, На правильном, чуть утомленном лице ярко выделялись тонкие черные усы, свисавшие по обе стороны рта; молодой человек имел привычку покусывать зубами их загнутые книзу кончики.
— Еще спрашивает! — воскликнула дона Жозефа Диас. — Ведь вы даже не изволите с ним раскланиваться!
— Я?!
— Он сам рассказывал, — отрезала дона Жозефа, затем прибавила: — Ах, сеньор падре Амаро, придется вам заняться сеньором Жоаном Эдуардо, вернуть его на путь истинный! — и злобно хихикнула.
— А я, по-моему, вовсе не на плохом пути, — ответил молодой человек, улыбаясь и не вынимая рук из карманов. Глаза его то и дело обращались к Амелии.
— Полно вам зубы скалить! — вмешалась дона Жоакина Гансозо. — Ведь вспомнить страшно, что вы давеча говорили про святую из Аррегасы. Нет, кто такое слово вымолвил, тому на небе не бывать!
— Вот как! — встрепенулась сестра каноника, резко поворачиваясь к Жоану Эдуардо. — Что же такое вы сказали про святую? Может быть, что она шарлатанка?!
— Иисусе, какой грех! — ахнула дона Мария де Асунсан, всплескивая руками и устремляя на Жоана Эдуардо взгляд, полный благочестивого ужаса. — Неужели он сказал это? Святители Божии!
— Нет! нет! — с глубокой серьезностью вмешался каноник, сразу проснувшись и развертывая свой красный носовой платок. — Нет, нет! Сеньор Жоан Эдуардо не мог сказать ничего подобного!
Амаро спросил:
— А кто такая эта святая из Аррегасы?
— Как! Неужели вы о ней не слышали, сеньор настоятель? — с глубоким удивлением вскричала дона Мария де Асунсан.
— Конечно, он слышал! — возразила дона Жозефа не допускающим возражений тоном. — Даже лиссабонские газеты о ней шумят!
— Надо признать, это женщина необыкновенная, — вдумчиво и глубокомысленно произнес каноник.
Сан-Жоанейра бросила вязанье, сняла очки и сказала:
— Ах, сеньор падре Амаро, не умею вам объяснить… только это действительно чудо из чудес!
— Еще бы не чудо! Еще бы не чудо! — запричитали старухи. Благочестивое волнение охватило гостей.
— Что же это за чудо? — полюбопытствовал Амаро.
— Судите сами, сеньор настоятель, — торжественно начала дона Жоакина Гансозо, выпрямляясь и плотнее завертываясь в шаль, — святая живет совсем недалеко, в соседнем приходе; уже двадцать лет она не встает с постели…
— Двадцать пять, — поправила вполголоса дона Мария де Асунсан, слегка ткнув рассказчицу веером в плечо.
— Двадцать пять? Не знаю, сеньор декан говорил — двадцать.
— Двадцать пять, двадцать пять, — подтвердила Сан-Жоанейра; каноник поддержал ее, несколько раз внушительно кивнув головой.
— Она вся парализована, сеньор настоятель! — перебила ее дона Жозефа; ей не терпелось завладеть разговором. — Кажется, в чем только душа держится. Ручки худенькие-прехуденькие, не толще вот этого! — Она показала свой мизинец. — А когда говорит, надо прижать ухо к самым ее губам, а то ничего не слышно!
— Пищи не принимает! Чистой благодатью божьей питается! — заныла дона Мария де Асунсан. — Бедняжка! Подумать страшно!
Старухи в волнении умолкли.
Тогда Жоан Эдуардо, стоявший позади старух, заложив руки в карманы, сказал, улыбаясь и покусывая ус:
— Поверьте, сеньор падре Амаро, врачи знают, что говорят, у этой женщины просто-напросто нервное заболевание.
Столь явное безбожие привело в неописуемый ужас старых святош. Дона Мария де Асунсан в испуге осенила себя крестным знамением.
— Бога вы не боитесь! — закричала дона Жозефа Диас. — Рассказывайте гадости кому угодно, только не нам! Это оскорбительно!
— За это может молнией поразить! — растерянно озираясь, бормотала дона Мария де Асунсан; она испугалась не на шутку.
— Я же говорю! — кричала дона Жозефа Диас. — Этот господин не верит в Бога, не почитает святынь! — И, повернувшись к Амелии, она прошипела: — Знаешь, милочка, я бы подумала, прежде чем выходить за такого замуж!