Огромная кровать с балдахином занимала весь дальний конец комнаты, на ней лежало нечто неподвижное – труп, накрытый простыней. На маленьком столике возле широкого камина дожидались перо, чернила и бланк свидетельства для кремации; у столика возвышался Джесси Гидеон, его красивая рука, лежавшая на полированном темном дереве, казалась высеченной из слоновой кости.
Эббершоу решил, что единственный способ подтвердить или опровергнуть подозрения – действовать быстро, и, приняв энергичный и при этом деловитый вид, пересек комнату, потирая руки.
– Сердечная недостаточность? – спросил он чуть ли не весело. – Вероятно, переизбыток волнения, не самая легкая пища – и вот результат. Как печально, как печально. Еще и во время приема гостей. – Болтая, он расхаживал по комнате взад-вперед, с каждым шагом приближаясь к кровати. – Что ж, давайте я взгляну, – вдруг сказал он. – Конечно, это просто формальность… – На последнем слове он очень резво подошел к кровати и сдернул простыню с лица покойника.
Реакция последовала моментально. Уитби схватил доктора за руку и оттащил от кровати, а из тени бесшумно вышла фигура, которой Эббершоу раньше не замечал. Спустя миг он узнал Долиша, человека, похожего на Бетховена. Лицо его по-прежнему оставалось бесстрастным, но, когда он выступил вперед, в его позе читалась угроза, и молодой ученый, чуть затрепетав от волнения, осознал, что маски сброшены и ему противостоят серьезные люди.
Однако Джордж быстро взял себя в руки и вернул контроль над ситуацией; его преимущество было в том, что он понимал, в каком положении оказался. Он немного виновато посмотрел на Уитби и повторил:
– Всего лишь формальность. Мне бы хотелось увидеть тело. Некоторые врачи уделяют недостаточно внимания такой важной процедуре, как установление факта смерти. А кремация все-таки необратима. Я не из тех, кто настаивает на всестороннем осмотре, но все же должен убедиться, что покойный мертв, вы меня понимаете? – Он рассмеялся и непринужденно сунул руки в карманы, глядя на мужчину в кровати.
Напряжение в комнате мгновенно ослабло. Долиш с каменным лицом отошел в свой угол, к Гидеону вернулась прежняя учтивость, а Уитби, кажется, тоже немного успокоился.
– Я полагаю, смерть наступила в этой комнате? – непринужденно спросил Эббершоу, искоса глядя на Уитби.
Тот был готов к этому вопросу:
– Да, как только мы его сюда принесли.
– Понимаю. – Эббершоу оглядел комнату. – Вы доставили его сюда в кресле, не так ли? На редкость удобное приспособление. – Он умолк, словно задумавшись, и Долиш нетерпеливо забурчал.
Гидеон поспешил вмешаться.
– Уже поздно, – сказал он наигранно вкрадчивым голосом. – Мы не должны задерживать доктора Эббершоу…
– Э… нет, конечно нет. – Уитби нервно вздрогнул.
Эббершоу понял намек.
– И впрямь уже поздно. Доброй ночи, джентльмены, – пробормотал он и направился к двери.
Гидеон вырос у него на пути с ручкой в руке. Он был, как всегда, обходителен и улыбчив, но круглые глазки под густыми косматыми бровями опасно сверкали.
Тогда Эббершоу понял, что отказа здесь не примут. Трое мужчин в комнате были настроены весьма решительно. Любые возражения, которые он рискнет выдвинуть, непременно вынудят их применить силу. Фактически это будет подпись, сделанная под принуждением.
Он взял ручку, нетерпеливо цокнув языком и засмеявшись, будто хотел замаскировать оплошность:
– Как глупо с моей стороны, совсем запамятовал. Где подписать, покажите… А, вот здесь. Вы, конечно же, оформили все как надо, доктор Уитби.
– Да-да. Должным образом.
Похоже, никто, кроме Эббершоу, который в эту минуту отчаянно притворялся самодовольным простофилей, не заметил, в каком ужасном нервном напряжении пребывал Уитби. Он весь дрожал и не мог обуздать голос. Эббершоу оставил размашистую подпись на свидетельстве и вернул ручку. Когда он уходил, за его спиной отчетливо раздался вздох облегчения.
На пороге Джордж обернулся:
– Беднягу Петри, верно, уже известили? Надеюсь, он не убит горем. Жаль его.
– Конечно же, мистеру Петри уже обо всем известно, – сухо сказал доктор Уитби. – Он сокрушен, что вполне естественно, но все же для него, как и для всех нас, это вряд ли стало неожиданностью. И потом, они не кровная родня, полковник стал Уайетту дядей лишь благодаря женитьбе на его тетушке, это было уже после войны.
– А все-таки, – Эббершоу уже принял свой обычный суетливый вид, – это ужасные новости и большое горе, да, большое горе. Спокойной ночи, джентльмены.