И он умудрился выдумать необходимые объяснения. Его полнейшее невежество, не дававшее ему возможности положительно, достоверно объяснить виденные явления, роковым образом заставило его ввести целое полчище сверхъестественных чудовищ, которых он щедро одарил всевозможными могуществами.
Населенное звуками, цветами, формами, образами и непрерывно сменявшимися впечатлениями воображение его постепенно сделалось притоном тысячи тысяч беспорядочных, ложных понятий, жалкою жертвой которых стало его же собственное существо... В завывании ветра, в реве бури, в сверкании молнии, в озарявшем ему путь свете солнца, в окутывавшем его мраке ночи, в падении дождя предок видел то существа дружеские или враждебные, то проявление недоброжелательства или милости со стороны живших в заоблачных пространствах существ.
Следовательно, прежде всего Бог был олицетворением сил природы и естественных явлений, или же овеществлением причин, обладавших возможностью вызывать или прекращать эти силы. Смена дней и ночей, перемена времен года, внушили человеку идею о времени. «Вчера, сегодня, завтра», — представлялись ему как бы мерилом времени, прошедшего, настоящего, будущего. А так как и после смерти одного человека и после смены целых поколений, ветер продолжал завывать, буря — бушевать, молния и — сверкать, солнце — сиять, дождь — лить, то отсюда заключили, что есть существа, живущие чрезвычайно долго, а может быть и вечно, и одаренные, следовательно, бессмертием.
Во время своих беспорядочных скитаний по неизмеримым степям, они составили себе идею о безграничности пространства и представление о беспредельности пространства возникло так само, как и представление о беспредельности времени.
Под влиянием этих двух причин, понятие о Боге сделалось абсолютным продолжением встречавшихся случайностей, известной относительности. Солнце, способствовавшее созреванию плодов, благотворно влиявшее на растения, озарявшее светом пещеру или хижину, предок наш считал другом, благодетелем; Добром.
Мороз, задерживавший рост зелени и сковывавший ему члены; ночь, наполнявшую его хижину призраками, или покушавшимися на него хищниками; словом все, что угрожало ему или желало ему вреда — он считал врагом, Злом.
И таким образом он создал Духа Добра и Зла, дружеские или враждебные Божества, Богов Света и Мрака. Мы снова замечаем, что никаких неопровержимых данных в пользу того, что все происходило именно таким образом, не имеется: но если не имеется достоверных фактов для подтверждения этого рода предположений, то нет в то же время ничего такого, что могло бы свидетельствовать о их неточности или дать место другому роду предположений.
В случае надобности, я мог бы сослаться на два следующих соображения для подкрепления своих доводов:
Вам небезызвестно, что в некоторых странах нашей планеты живут люди, которые внешностью, распорядками, обычаями и прочим воскрешают пред нами эпоху давно минувших веков. Рассказы путешественников, посещавших эти именуемые дикими страны и живших более или менее долго среди этих первобытных народов, во всей полноте подтверждают то мнение, которое я высказал, касаясь вопроса о появлении идеи о Боге и первых форм, в которые она была облечена.
Второе соображение: Вам известно также, что дитя с изумительной быстротой и довольно точно воспроизводит все стадии цепи предков. Итак, присмотритесь к ребенку: он несведущ, но любопытство все-таки его донимает; он доверчив, склонен увлекаться, верить во всякое чудо, способен, в зависимости от силы игры своего воображения, придумать сверхъестественные существа или же видеть таковые в окружающих его явлениях.
Почему же не предположить, что в первые века своего существования, в эпоху своего детства, человечество не проходило такие же стадии?
Разве не заблуждаются, или скорее вводят в заблуждение, те лжетолкователи всяких религий, которые утверждают, что Бог создал человека по подобию своему?
Для нас теперь вполне очевидно, что наоборот человеческое невежество породило Богов и придало им человеческий же облик.
Да, человек сотворил Бога по подобию своему, одарив его всеми теми свойствами, какие пришли ему на мысль при виде своей собственной мощи или своей собственной слабости своих достоинств или своих же недостатков; одним из них он приписывал доброту, другим — зло; одних он окружал ореолом света, других — осудил на вечное пребывание во мраке. Разместив их всех в определенных условиях времени и места, он взирал на своих Богов сквозь увеличительное стекло своего невежественного воображения и вследствие этого шагнул за пределы, доступные наблюдениям, по ту сторону жизни, дальше всякого рода свойств, которыми он щедро одарил продукт своего собственного воображения.