Граф де Миосан, конечно, вызнал у Нинон, что значат сии слова, и разнес шутку по всему Парижу. Слух об измене дошел и до маркиза де ла Шатра, который послал Нинон ее расписку с отметкой: «Уплачено после банкротства».
Шли годы. Нинон вполне исповедовала два своих принципа: «Когда женщине исполнится тридцать, первое, что она начинает забывать, это свой возраст; а в сорок он уже совершенно изглаживается из ее памяти» и «Нет в природе ничего более разнообразного, чем любовные похождения, хотя кажется, будто они всегда одинаковы».
Она выглядела поразительно молодо, оставалась обворожительной красавицей и продолжала сводить мужчин с ума.
Как-то раз два друга, граф д’Эстре и аббат д’Эффиа, встретили Нинон и страстно влюбились в нее. Они были молоды и красивы, нравились ей оба, вот она и придумала великолепное средство, чтобы не сердить друзей: одного она принимала днем, другого ночью. Результатом курьезной ситуации явилась беременность Нинон и рождение мальчика. Любовники Нинон мечтали получить права отцовства, но как быть, если даже она сама не знала, кому отдать почетный титул отца?! Молодые люди собирались уже стреляться… Наконец доверились судьбе: кто на костях выкинет большее количество очков, тот и будет считаться отцом ребенка. У д’Эстре оказалось 14 очков, у аббата д’Эффиа — 11. Нинон ничего не имела против разлуки с ребенком — у нее не было даже намека на материнские чувства. Ей просто нечего было дать детям: все отнимали мужчины! Ну что же, граф д’Эстре воспитал ребенка, дал ему фамилию де ла Бюсьер и отправил служить во флот, где он сделал замечательную карьеру, очень быстро получив чин капитана. Раз в год Нинон принимала сына, как совершенно постороннего, играла на лютне, а он восхищался ее игрой…
Их отношения остались дружескими, не более того.
Время шло. Умерла Марион Делорм, подруга и в то же время соперница Нинон. Теперь количество посетителей салона мадемуазель де Ланкло увеличилось. Как писал один из современников, «двор и аристократия прислушивались к голосу Нинон, побаиваясь ее крылатых словечек. Сам «король-солнце», Людовик XIV, находился под влиянием очаровательной женщины, с которой не был еще знаком, и по поводу всевозможных придворных событий интересовался: «А что сказала об этом Нинон?» Ее решения принимались без обсуждений. Скажи Нинон, что солнце светит по ночам, и все согласились бы с этим». И вдруг обворожительница исчезла со светского горизонта!
Куда же она пропала?
Ах, как порадовалась бы ее матушка, взгляни она в то время с небес! Нинон вела самый смиренный и уединенный образ жизни.
А впрочем, матушка Нинон все же вряд ли порадовалась бы, потому что дочь гуляла по дорожкам роскошного сада… бережно неся перед собой живот. Она была беременна! Причем беременность произошла от связи с мужчиной, пусть и вдовцом, но отнюдь не собиравшимся обременять себя узами брака. Он искренне любил Нинон, он хотел сына, но о женитьбе речи не шло.
Впрочем, Нинон тоже оставалась верна себе, верна той свободной любви, которую она избрала целью и кредо своей жизни. Она и не предполагала, что в лице этого ребенка, сына, которого она решила родить после горячих просьб Жерсея, судьба попытается отомстить ей.
Итак, в 1653 году маркиз де Жерсей увез беременную любовницу в свое тихое провинциальное поместье. Сам он остался в Париже, где его держали обязанности придворного. Почти полгода Нинон жила в провинции одна, утешая себя книгами и долгими прогулками. И вот как-то раз, гуляя по парку, она нашла на дерновой скамье томик «Идиллий» Феокрита, очевидно, кем-то забытый. Нинон невольно углубилась в чтение. Ей было скучно, и она читала вслух. И когда дошла до места, где пастушки с цветочными венками на головах танцевали вокруг статуи Амура, громко продекламировала:
— О, как вы были прекрасны, юные пастушки…
— Но не так, как вы, клянусь Венерой! — послышалось в ответ.
Нинон оглянулась. Рядом стоял, смущенно улыбаясь, поразительно приятный молодой человек. Оказывается, он жил по соседству, в имении друзей, и порою гулял в парке Жерсея, который смыкался с парком, принадлежащим его друзьям. Забытая книга Феокрита принадлежала ему.
Ум и начитанность нового знакомого произвели на Нинон огромное впечатление. Он назвался Аристом, и Нинон, расставшись с ним и гуляя по песчаным дорожкам, писала веткой на песке это имя.
Она влюбилась! Влюбилась именно тогда, когда не имела на то права. Да и выглядел избранник вовсе не соблазнительно. То есть она так считала, но Арист, похоже, думал иначе, потому что на другое утро уже ждал Нинон у той же скамейки.
Каждый день он являлся, чтобы увидеться с Нинон. Каждый день она бежала в парк, чтобы увидеться с ним. Нинон старалась не кокетничать, помня о своей несколько изменившейся фигуре. Арист относился к ней с глубоким почтением. В те дни и родился знаменитый афоризм Нинон: «Нас любят скорее за привлекательные недостатки, чем за существенные достоинства».
Вскоре Нинон по настоянию маркиза вернулась в Париж, на улицу Турнель, причем вынуждена была уехать так поспешно, что даже не смогла предупредить Ариста. Но она не забыла его и лелеяла мечту свидеться с ним снова, когда родит ребенка и освободится.
И вдруг он неожиданно предстал перед Нинон.
— Сударыня, — произнес молодой человек печально, — я позволил себе явиться, чтобы поблагодарить за то счастье, которое вы мне дали, и попрощаться с вами навсегда…
Его слова оказались слишком сильным потрясением для Нинон. Она лишилась чувств, а когда очнулась, ей принесли записку:
«Сударыня, до сих пор я не знал вашего настоящего имени, а когда узнал его, все мои надежды рухнули. Я мечтал о бесконечной любви, чтобы безраздельно владеть вами, но это невозможно для прекрасной Нинон. Прощайте, забудьте меня, если уже не забыли. Вы никогда не узнаете моего имени и никогда больше не увидите. Арист».
Воистину, права была Нинон, когда говорила: «Самые лестные признания не те, что делаются намеренно, а те, что вырываются помимо воли».
Нинон проклинала свое положение, свою зависимость от Жерсея. Ей казалось, она впервые влюблена так страстно, она всей душой хотела принадлежать только Аристу. Если бы удалось найти его, она убедила бы его в своей любви! Но все усилия разыскать молодого человека были напрасны. Поговаривали, это был испанский или итальянский вельможа, а может быть, лицо, принадлежащее к королевскому дому одной из этих стран. Он путешествовал по Франции инкогнито, но бежал на родину в отчаянии от разрушенных надежд. А Нинон… Она долго еще вспоминала его и, перечитывая его последнюю записку, с трудом сдерживала слезы…
Вскоре Нинон благополучно разрешилась мальчиком, которого маркиз де Жерсей тотчас увез к себе. Мать не возражала. Ей было все равно… она думала лишь о том, что «любовь — изменница: она царапает вас до крови, как кошка, даже если вы хотели всего лишь с ней поиграть».
«Освободившись», Нинон была готова на все, только бы забыться, изгнать из памяти Ариста. Среди ее афоризмов не имелось таких: «Клин клином вышибай» или «Лучшая встреча — новая встреча», однако она, без сомнения, следовала им. Теперь она меняла любовников воистину как перчатки, причем выбирала таких же неверных и легкомысленных, как она сама. Чтобы не разбивать им сердец. Чтобы оберечь свое, которое никак не могла исцелить.
Такие необременительные отношения нравились обеим сторонам, и мужчины, выходя из разряда любовников Нинон, с удовольствием переходили в разряд ее друзей. Сначала это был герцог де Ларошфуко, потом появился мсье Гурвиль, состоявший на службе у великого Конде. Когда начались события Фронды и Гурвилю пришлось спасаться от преследований Мазарини, он накануне отъезда из страны вручил Нинон 20 000 экю с просьбой сохранить их до его возвращения. Такую же сумму он передал одному из своих друзей, настоятелю монастыря, имевшему репутацию чуть ли не святого. Нинон он просил сберечь и деньги, и место в ее сердце. Настоятелю поручались только деньги.