Ах, как прекрасна была бы жизнь этой женщины, если бы она могла только заниматься живописью и любовью, читать стихи и подбирать украшения к нарядам! Как была бы прекрасна ее жизнь, если бы она была способна наслаждаться ею!
Но она была отравлена ядом… нет, не собственного изготовления. Ядом ревности.
Ну да, она полюбила, полюбила, полюбила! Ее возлюбленным стал… евнух.
О да, жизнь порою смеется над нами очень «весело»!
Евнухи при китайском императорском дворе были всегда, еще при первом монархе из династии Чжоу, в 1050 году до нашей эры. Процедуре гунсин, кастрации, сначала подвергали только пленных хорошего происхождения, но со временем бедные благородные семьи сами стали поставлять красивых мальчиков на должность лиогунянь – жертвы императорского дворца. Эта жертва хорошо вознаграждалась, а начиная примерно с 250 года до н. э., когда императоры стали заводить все больше наложниц, в связи с чем для службы в гаремах требовалось все больше евнухов, спрос на таких мальчиков все возрастал и возрастал. Для людей низкого происхождения это был один из немногих путей к вершинам власти. Евнух (старший) был все время при особе императора, знал его интимнейшие желания и тайны. Он был доверенным лицом, потому нет ничего удивительного, что многие евнухи занимали ключевые позиции в государстве. Иногда они становились фактически вторыми лицами в Срединной империи.
Существовало три вида кастрации: полная утрата половых органов, удаление только пениса и удаление яичек. В случае полной утраты после заживления раны в оставшееся отверстие вставлялась металлическая, бамбуковая или соломенная трубка для облегчения мочеиспускания. Такая трубка была необходима и во втором случае, когда у евнухов сохранялись лишь яички (поскольку они нередко испытывали сексуальное желание, через трубку происходил и отток семенной жидкости). В позднейшие времена, когда появились каучуковые сексуальные принадлежности, семенная жидкость выводилась через искусственный пенис – приспособление, которое помогало евнухам, вступившим в брак, вести подобие интимной жизни. В третий разряд кастратов-мужчин, у которых удаляли только яички (отрезанием, прижиганием или перетягиванием), входили те, кому операцию делали в качестве наказания, а также военнопленные.
Может, это покажется странным, но евнухи имели свои семьи – усыновляли детей, брали себе жен и наложниц. С помощью искусственного органа, который назывался «дилдо», они вполне ловко имитировали любовь.
Непревзойденно управляться с подобным заменителем умел один красавец. Звали его Ли Ляньин, он издавна состоял при особе царевича Тунчжи и был необычайно хорош собой. Диво ли, что Цыси влюбилась? Она ничего не имела против того, что ее возлюбленный лишен собственного «нефритового стержня» – его вполне заменял «дилдо». Если же Цыси взбредала охота отведать настоящей мужской плоти, Ли Ляньин отыскивал среди стражников парня покрепче, чтоб уж стержень был так стержень, привязывал красавчика к своему телу и таким образом услаждал возлюбленную императрицу. А поскольку она любила разнообразие, наготове стояло еще с десяток молодых «стержненосцев». Но она даже не смотрела в их лица – для нее это был Ли Ляньин, он один!
И получалось совершенно как в стихах:
Да, Цыси не замечала, как идут годы. Однако они шли, и вот оказалось, что сын, будущий император Тунчжи, вырос, его нужно женить.
Нужно – значит, нужно. Невеста была красавица, из хорошей семьи, сын казался с ней вполне счастливым. Вообще он стал мужчиной, а значит, у него была теперь не только жена, но и наложницы. Цыси сначала взирала на них насмешливо, вспоминая себя, но постепенно ее снисходительность стала уступать место раздражению. Девчонки были все так молоды и свежи, а она… О нет, сама она тоже по-прежнему свежа! Ее непременная пища – рыба, мясо утки и курицы, ее привычка выпивать каждый день большую чашку свежего женского молока (для этого при дворе жили особые «кормилицы императрицы») результаты дают, и еще какие, Цыси выглядит как девушка… Но вот именно: как! А тем девчонкам ничего, никаких средств не нужно, чтобы так выглядеть.
Цыси теперь была натянута от зависти, как струна. Но зависть не шла ни в какое сравнение с той бурей гнева и ужаса, которая обуяла Цыси, когда она узнала, что Ли Ляньин, ее любимый евнух, влюбился в одну такую наложницу и намерен просить у императора разрешения выкупить ее. Самое обидное, что она тоже была маньчжурка, та девчонка! Совершенно как Цыси когда-то…
Теперь, встречаясь на ложе с Ли Ляньином, Цыси истинно чувствовала, что это не он наслаждает ее, а «дилдо» или привязанный к его телу юнец. Всякая духовная связь между ними исчезла. Любовь в сердце Ли Ляньина умерла.
Скоро она умерла и в сердце Цыси. Вернее, как всегда бывает в таких случаях, зависть и ревность превратили ее в ненависть.
Пусть теперь Ли Ляньин был не нужен Цыси, и все же она не могла отпустить его просто так. Отдать другой? Ну нет! Ли Ляньин был обречен. Но Цыси не хотела, чтобы в его смерти заподозрили ее. То есть какие-то подозрения, конечно, появятся, слухи и сплетни не замедлят возникнуть… Однако имя Цыси Тайхоу должно было остаться белее белого снега!
Она и слыхом не слыхала о Цезаре и не знала о его словах: «Жена Цезаря должна быть выше подозрений». Но она помнила о том, что любила больше всех… Нет, это не был Ли Ляньин – больше всего и всех Цыси любила Власть. И ради Власти она тоже должна была остаться выше подозрений. Чтобы быть достойной этого лучшего в мире любовника.
В глубине своей коварной натуры Цыси улыбалась себе и любовалась собой. Как прекрасно мстить не злобно, стремительно, нерасчетливо… Как прекрасно готовить месть тонко и изысканно… Как прекрасно заранее обдумать способ свершения задуманного. И осуществить месть так, чтобы в злодействе никто даже заподозрить не мог императрицу.
«Жена Цезаря должна быть выше подозрений!»
Коварство – это не какое-то конкретное деяние. Это свойство натуры. И им можно гордиться, как иные гордятся своим умом или добротой.
Вот Цыси и гордилась. И любовалась, любовалась собой!
…В тот день среди перемены блюд были цзяоцзы – пельмени. Цыси обожала цзяоцзы из мяса курицы! Их варили в самоваре, который назывался «императрица-мать», поэтому они так и называются – «императрица-мать». Среди множества сортов цзяоцзы есть очень маленькие, по виду напоминающие жемчужину. Правда, Тунчжи нравились совсем другие пельмени, покрупней и пожирней, отчего его руки и лицо вечно были забрызганы их жирным соком, поэтому принц то и дело подзывал стоящего рядом евнуха, который подавал ему столовые полотенца.
Надо сказать, что за обедом в Китае салфетками не пользовались. Вместо них обедающим подавали маленькие квадратные полотенца, обработанные паром. Ими вытирали лицо и губы после каждого блюда. Китайцы считали, что они более гигиеничны, чем сухие столовые салфетки, принятые у европейцев.
В этот день Тунчжи прислуживал Ли Ляньин. Так приказала Цыси.
На другой день оба занемогли, евнух и принц. У них открылась какая-то странная сыпь, начался жар… Придворный врач с ужасом узнал оспу. Да такую стремительную!
Вообще-то в Пекине было отмечено несколько случаев оспы. Но не во дворце, а в самых дальних, самых бедных кварталах. Как же оспа попала во дворец, почему запятнала будущего императора?
Конечно, судачили люди, он ее подцепил в каком-нибудь притоне! Ну что же, за Тунчжи водилось множество слабостей, в том числе и эта – он был блудлив. Он любил самый низкий разврат, причем чем грязнее, тем лучше. Его жена, на счастье, была беременна и не допускала его до себя, не то заразилась бы и она. Наверняка именно Тунчжи принес заразу во дворец.