Однажды утром Джевдет, выйдя с лотком на шее из дому, обратил внимание на рисунок мелом на розовой стене «Перили Конака»: ветвистые рога и под ними надпись «Рогоносец!»
Он остановился. Что бы это могло значить? Рисунок как рисунок, надпись как надпись… Но кто нарисовал? Наверно, Эрол, сын зубного врача. Он вынул носовой платок, стер и рисунок и надпись.
На следующее утро он снова увидел то же самое. На этот раз рисунков и надписей было много, больших и маленьких, и все были на одну и ту же тему.
Джевдет снова стер их.
Так продолжалось несколько дней подряд. Однажды на стене появилась голова с рогами. Глаза обрамляли два овальных круга — очки. Джевдет невольно вспомнил отца. А может быть, все эти рисунки…
Хотя в рисунке, кроме очков, не было никакого сходства с Ихсаном-эфенди, Джевдет был почти убежден, что он касается его отца.
Мальчик снова стер рисунок и пошел к своему дому. Эрол не унимается. Хорошо же!.. Он подкараулит негодяя и набьет ему морду.
Джевдет был очень зол на Эрола, который после него стал верховодить малышами. Он даже подумал вслух:
— Ну погоди же, паскудник! Если это ты малюешь, то берегись!..
Действительно, рисунки и надписи были делом рук Эрола.
И вот сегодня, подойдя с гурьбой ребят к розоватой стене «Перили Конака» и увидев, что рисунки опять стерты, он сказал:
— Значит, так! Хорошо. Сейчас сделаем еще лучше!
Он вынул из кармана мел, нарисовал большой контур головы, ветвистые рога и очки, потом сделал надпись.
— А ну, читайте!
Мальчишки и девчонки из младших классов хором по складам прочитали:
РО-ГО-НО-СЕЦ! ОТЕЦ ДЖЕВ-ДЕ-ТА!
Дочь подрядчика Айла захлопала в ладоши.
— Молодец, Эрол! Здорово нарисовал!
Маленькая девочка с голубыми глазами тихо спросила у своей подружки:
— Что такое рогоносец?
Хотя они были примерно одного возраста, вторая девочка знала больше и объяснила. Голубоглазая девочка застыдилась.
— Значит, у Джевдета такой отец?
— Не отец, а мать.
— Как ей не стыдно! У нас мамы не такие.
— Конечно, наши мамы ведь воспитанные.
Джеврие слышала этот разговор и злилась до слез. С хлебом под мышкой, с небольшим пакетиком маслин в руке она возвращалась из бакалейной лавки. Она хотела стереть рисунок и надпись, но побоялась. Если мальчишки увидят — изобьют до полусмерти.
Джеврие пошла домой. Как бы там ни было, она не должна больше молчать. И вечером, когда Джевдет-аби вернется, она ему все расскажет.
Джевдет и Кости исколесили весь Стамбул. Сначала они съездили к лавочнику-еврею, вернули долги и взяли новый товар.
Жара спа́ла. В начале сентября на небе уже появляются беспокойные облака, большие деревья сгибаются под сильным ветром, на дорогах поднимаются тучи пыли.
После полудня неожиданно полил сильный дождь. Мальчиков он застал у Ениджами[43]. Укрывшись под аркой мечети, они смотрели на косые струи, хлеставшие по крыше рынка. Каждый думал о своем. Кости вспомнил фильм «Великий музыкант», который они смотрели накануне.
— А если бы он не украл? — вдруг спросил Кости.
Джевдет удивленно обернулся.
— Если бы не украл? Что?
— Скрипку, — улыбнулся Кости. — Я о вчерашнем кино.
— Ну, стал бы, наверное, бродягой.
— Какой фильм! А?
— Как раз для тебя!
— Я не спал целую ночь, все думал. Конечно, воровать — никуда не годится, но ведь у него был большой талант. Он украл скрипку. Ну и что же? Что значит одна скрипка для такого большого магазина!
— Конечно. Ничего особенного.
— Пусть даже штук десять украл бы, и то ничего.
— По-моему, такое только в Америке и может быть.
— Да, ты прав, — откликнулся Кости.
— Знаешь, почему у нас нельзя стать Храбрым Томсоном? — спросил Джевдет.
Кости замялся:
— Нет.
Джевдет снисходительно взглянул на друга. Чего тут не знать? Ведь это Америка! Огромные дома в сто, двести, даже триста этажей, змеи, проглатывающие волов, прерии, храбрые техасские ковбои — это и есть Америка! Пройдет еще несколько лет, и они в Америке. А там каждый исполняет свои желания.
— Да здравствует Америка! — воскликнул Джевдет.
— Почему? — удивился Кости.
— Как почему? Вот дурак! Ведь там ты станешь великим тенором!
Великим тенором! Вот это да! У Кости загорелись глаза.
— Да здравствует Америка!
— Тебе, как Жано, будет шестнадцать лет, а мне, как Янику, — четырнадцать или пятнадцать. В картине мальчик украл скрипку, а мы украдем мотоцикл. Он все равно без пользы стоит у одного большого дома.