Владимирский централ, повидавший на своем веку сотни воров в законе, прославился наиболее жестким режимом содержания. Лежать на нарах разрешалось лишь ночью, запрещался громкий разговор, по нескольку раз на день администрация тюрьмы устраивала обыски.
На этажах и в коридорах постоянно менялись надзиратели, усложняя таким образом любые неформальные контакты с блатарями. Любая связь между камерами нещадно преследовалась. За надпись на стене, крик в окно и разговор во время прогулки давался карцер. В карцере могли содержать месяцами. Для этого существовали особые приемы, речь о которых пойдет позже.
Но, несмотря на особый режим содержания, воры не прекращали его нарушать. Они быстро приспособились к местным условиям и разработали новые способы связи. Тряпкой или веником откачивалась вода в унитазе, и через канализационную систему отправлялись записки и даже небольшие предметы в виде пачек чая и сигарет.
Вскоре была разработана и звуковая азбука для перестукивания. Скажем, алфавит русского языка условно размещался в тридцати клетках («ъ», «ь» и «ё» исключались): шесть клеток — вправо, пять — вниз. Первая серия ударов обозначала место буквы в вертикальном ряду, вторая серия — в горизонтальном. К примеру, буква «б» передавалась так: один удар — пауза — два удара; буква «и»: два удара — пауза — три удара.
В лагерях, где прочно укоренилась воровская власть, администрация начала расширять и укреплять комендатуру, которая противостояла блатарям. Создавались сучьи бараки, куда бросали на перевоспитание особо опасных законников. Там вора могли искалечить или даже убить. Эта негласная воспитательная мера оказалась настолько эффективной, что она получила продолжение и в последующие десятилетия в виде пресс-камер.
Силовые ведомства не ограничились тюремно-лагерным истреблением блатной элиты. Следственные органы получили негласное право воздействовать на воров в законе особыми методами, не предусмотренными уголовно-процессуальным законодательством. Обработка криминальных авторитетов начиналась сразу же после ареста. Милиция прилагала все усилия, чтобы вор письменно отрекся от блатных законов и официально заявил о своей готовности «стать на путь исправления и трудом искупить свою вину перед советским народом».
В начале следствия вор в законе подвергался психической обработке: ночные допросы, истязание бессонницей, провокации, угрозы. Затем наступала вторая степень неформального процессуального воздействия. Воров помещали в клопиные боксы, подсаживали к отъявленным бандитам-анархистам или сукам, морили голодом или попросту избивали прямо в служебных кабинетах. Когда государство ужесточило уголовную ответственность за корыстные преступления, ворам стали накручивать максимальные сроки. Пытаясь подорвать их репутацию, уголовный розыск фабриковал компру, которая через стукачей и провокаторов распространялась в преступном мире.
Во всей внутрислужебной переписке на словосочетание «вор в законе» наложили табу. Законникам придали другую уголовную окраску и стали называть «организаторами преступных группировок», а профессиональную преступность — «организованной преступностью». Схлопотать срок можно было даже лишь за прямую или косвенную принадлежность к ворам в законе.
Блатному братству приходилось уже не карать предателей, а просто выживать. Ряды польских воров все пополнялись и пополнялись развенчанными ворами в законе, мокрушниками, военными преступниками. Новоиспеченный клан воров оказался менее щепетильным в кадровых вопросах и мог наградить воровским венцом любого, кто имел силу, зачастую физическую, в уголовной среде. В лагерном беспределе отъявленные головорезы быстро оценили свои качества и возможности. Пока суки и честные воры выясняли отношения и душили друг дружку, бандиты и гопники (осужденные за гоп-стоп, то есть грабеж) стали в свою очередь протискиваться к власти. В лагерях появились ломом подпоясанные, красные шапочки, анархисты, чугунки и прочие группировки. Но все они не имели той численности и того лагерного опыта, какой был за ворами в законе и суками. Фраера остерегались открытых стычек с ворами и довольствовались своим влиянием лишь на небольших участках зоны.