– Я же говорил, он вспомнит обо мне! Когда долго о чем-то думаешь и желаешь, боги всегда помогают! – воскликнул Александр, охваченный радостью и, бросив табличку, в порыве ликования обнял жену и расцеловал ее.
Ливия смотрела на него с бесконечной любовью и радовалась за мужа. Но к этим чувствам примешивалась и печаль, что между ними теперь навсегда стоит император.
В зале Юпитера – самом большом и шикарном триклинии Рима, за столом возлежали три человека. Император Публий Гельвий Пертинакс, сенатор Тиберий Клавдий Помпеян, ритор и грамматик Валериан Гемелл. Огромный стол, созданный из пентелийского мрамора, с ножками в виде сидячих крылатых грифонов, за которым могло поместиться до сотни человек, сейчас резко контрастировал с окружающей роскошью палатинского дворца необычной скромностью своего убранства. Салат из артишоков, мясо птиц, тушенное с грибами и сыром, форель, один кувшин вина. И пусть все это было подано на посуде из золота, все равно такого простого ужина давно не видели статуи громовержца Юпитера, стоявшие в нишах триклиния.
Сотрапезники императора, как и он сам, давно шагнули за порог шестидесяти лет, в потоках их густых бород серебряными ручейками извивалась седина. Голоса их, как и движения, неспешные, плавные указывали на некую общую слабость, являвшуюся признаком болезненной старости.
Валериан был немного младше императора, в молодости они вместе обучались у грамматика Гая Сульпиция Апполинария, но если со временем Пертинакс оставил преподавание и поступил на службу в легион, то Валериан Гемелл, закончив обучение, всю жизнь работал грамматиком. Сначала, как и у Пертинакса, это дело не приносило ни значительного дохода, ни известности, но Валериан, не обладая более никакими талантами, четко шел к намеченной цели – стать успешным человеком, чей труд оплачивается достойно. Но лишь к сорока годам он этого добился. Жена его умерла при родах, как и ребенок, и, оставшись вдовцом он снова жениться не стал. К пятидесяти годам заработав хорошую сумму, он, по примеру своего любимого императора Адриана, отправился в путешествия по римским провинциям, взяв с собой одну любимую рабыню и любимого юношу-раба. Слава о нем как об известном столичном грамматике помогала Валериану безбедно жить, периодически подрабатывая, многие годы. За десять лет он исколесил почти всю огромную империю, не отважившись побывать лишь в дикой Британии. И молодая рабыня умерла от лихорадки, и любимый раб попал под повозку в Киликии и умер, а Валериану все превратности пути оказались нипочем. В отличие от Адриана, чья скорбь по погибшему Антиною была бесконечна, Валериан легко переносил утраты и так же легко относился к смерти.
Когда Пертинакс был проконсулом Африки, его посетил Валериан. Встретившись спустя много лет, бывшие товарищи поняли, что за это время ни один из них нисколько не изменился. Пертинакс остался таким же целеустремленным, скупым, обстоятельным, честным, а Валериан веселым, немного лукавым и в то же время самым лучшим собеседником по любым вопросам – будь то философский трактат, стихи или кулинарные рецепты и пошлые шутки. Полгода прожил Валериан в Африке, почти ежедневно составляя проконсулу компанию на завтраке, обеде и ужине, а потом ушел из Утики, где находилась ставка Пертинакса, в Карфаген, Тапс, Гадрумет, и больше не вернулся обратно.
Старые товарищи встретились уже в Риме, когда Пертинакс был городским префектом. Он не забыл увлекательные беседы с Валерианом и периодически приглашал его на литературные диспуты к себе домой. Грамматик всегда с радостью приходил. На старости лет, практически отказавшись от удовольствий близости и хорошей еды, он сохранил лишь одну страсть – к доброй и долгой беседе о чем бы то ни было.
Вторым собеседником императора был сенатор Тиберий Клавдий Помпеян. Будучи старше Пертинакса на два года, он выглядел совсем стариком, его много лет мучили всевозможные болезни. Служа Риму на дунайской границе, он рано заработал себе суставную боль, однако всегда крепился и старался не замечать периодически обострявшийся недуг. Хоть и родился он в сирийской Антиохии и принадлежал к сословию всадников, но по своему благородству, честности, храбрости и при этом удивительной скромности Клавдий Помпеян напоминал легендарных римлян царских времен и ранней республики, истинных слуг отечества, для которых служение Риму являлось самой большой наградой и единственным счастьем в жизни. Во время тяжелых войн Марка Аврелия с племенами варваров Помпеян вошел в число ближайших соратников императора, более того – стал его другом. В то время он заметил подающего надежды центуриона Публия Гельвия Пертинакса и благодаря его протекции Пертинакс стал кавалерийским трибуном. Возглавляя вспомогательную кавалерию, будущий император участвовал в отражении маркоманов и квадов, прорвавшихся через границу и дошедших до Северной Италии. Когда их разгромили, Пертинакс со своими конными отрядами много дней гнал беглецов до Паннонии, где их окончательно уничтожили. Марк Аврелий заметил трибуна Пертинакса и, дав ему звание претора, повелел возглавить I Вспомогательный легион.