– Товарищ Сталин, сосредоточение мы не сможем ускорить, ведь все просчитано до минут. Как мы сможем из Забайкалья и из Сибири перебросить недостающие корпуса, если вагоны для них еще только разгружаются под Шепетовкой? ВВС округов только вчера начали переброску самолетов на приграничные аэродромы. Но рассредоточение еще не начато. В районах сосредоточения войск еще не развернуты артдивизионы ПВО, они только перебрасываются из крупных индустриальных центров. Ну а изолированными ударами мы только спугнем немцев. Вы, товарищ Сталин, сами нас учили, что для достижения цели необходимо сосредоточить все силы, сконцентрировать всю энергию, а не расходовать ее попусту.
– Значит, болгар отдаем на съедение немцам?
– Помочь мы им сейчас ничем не можем, товарищ Сталин, – качнул головой Берия, -а навредить себе – еще как.
– Что ж, пусть будет по-вашему, хотя вы меня и не убедили...
Военный городок
В Шепетовку поезд прибыл в предрассветных сумерках. Игорь наскоро распрощался со своими новыми друзьями, удачно нашел попутку до Новограда-Волынского, и когда солнце, поднявшееся над пышными садами, осветило землю, он уже подходил к КПП военного городка.
Дежурный по КПП, старшина в выгоревшей под жарким украинским небом, почти белой гимнастерке, проверив документы, препроводил Старикова в штаб танковой бригады.
– Теперь, отныне и надолго, мне здесь служить. -Игорь с интересом вертел по сторонам головой. Красная фанерная звезда над воротами, портреты Сталина и Ленина. Длинный ряд щитов вдоль плаца, на которых изображены различные формы одежды, строевые приемы с оружием и без. Посыпанные песком, с побеленными бордюрами, дорожки.
Вдалеке, за зданием штаба прозвучал сигнал горна.
«Вставай, вставай,
Штанишки надевай!» —
спародировал Стариков игру горна. Через минуту мимо него, бухая сапогами, пробежала одна рота солдат, за ней другая, третья. Коротко остриженные, с голыми плечами, солдаты все казались на одно лицо. Властные команды старшин, бегущих чуть в стороне от строя. Военный городок, еще пару минут назад спавший, наполнился движением и жизнью.
Игорь не торопился в штаб. Наоборот, он пытался вдохнуть в себя эту жизнь, жизнь единого воинского коллектива, огромного боевого организма. Прочувствовать пульс этой жизни, войти в резонанс с ним, стать его частью. Вобрать в себя частицу его энергии, его силы.
Чуть позже Игорь остановил шедшего мимо красноармейца, по виду дневального из какого-то подразделения, спросил, как пройти в 1-й танковый батальон, куда его направили из штаба полка. Солдат, представившийся Маратом Султановым, провел Старикова по коридору опустевшей казармы до обшарпанной двери с вывеской «Канцелярия». Подвел и, улыбнувшись так хитро, как это умеют только восточные люди, посоветовал не входить без стука. Постучавшись и получив из-за двери разрешение войти, Стариков предстал перед командиром роты:
– Лейтенант Стариков, представляюсь по случаю прибытия для прохождения воинской службы.
– Проходи, лейтенант.
Игорь одним взглядом окинул канцелярию. Чисто. Новенькие стулья. Почерневший от времени шкаф с корешками книг. Книги в основном Ленина и Сталина. Массивный сейф с пластилиновыми печатями. Портреты Сталина и Суворова на стене. Громоздкий двухтумбовый стол. На столе пепельница в виде тигра, пачка «Казбека». Стопка бумаг текстом вниз. А за столом старший лейтенант, которому Игорь протянул свои документы. Тот, прежде чем посмотреть их, взглянул в окно, затянулся папиросной, короче, выдержал паузу, потом кивнул на ряд стульев у стены – мол, садись.
И тогда Игорь понял, что он жутко разволновался. Вот он – отец командир. Вот он -гарнизон, который неизвестно, на сколько станет его родным домом. А вот и семья, разгоряченная зарядкой и пробежкой рота за окном.
– Значит, Стариков... Игорь Владимирович... – ротный нехотя пошелестел бумагами, часть кинул в сейф, что-то оставил на столе, командирскую книжку вернул Игорю.
– Шеломков! – неожиданно заорал старлей, и Стариков вздрогнул. – Шеломков, твою медь!
Через секунду в двери просунулся розовощекий, круглолицый старшина.
– Да?
– Не да, а так точно... Это, – он указал на Игоря, – командир первого взвода лейтенант Стариков. Отправь красноармейца в столовку, чтобы на лейтенанта тоже накрыли. Вот аттестат на довольствие, – он протянул старшине бумаги со стола, – оформи все, как следует. Через пять минут построение. Вопросы? Нет вопросов.
– Есть, товарищ старший лейтенант...
– Ты чё? Я ж тебе только что сказал, что у тебя нет вопросов! Свободен.
Старшина неловко развернулся и бесшумно скрылся за дверью.
– Товарищ старший лейтенант, – Стариков удивленно поглядел на ротного, – почему сразу командиром первого взвода?
– Стариков, давай договоримся следующим образом. Я твои бумаги посмотрел. Училище ты окончил на «отлично», следовательно, не дурак. Поэтому вопросы ты мне задаешь только такие, на которые не можешь сам найти ответ, и никакие другие. Если мы при зрелом размышлении на твой следующий вопрос вместе в течение минуты находим ответ, я тебя наказываю. Почему? Потому что ты уже не курсант. Ты с сегодняшнего утра командир Красной Армии. И работа твоя – головой думать. И орать изредка. Все понял?
– Да.
– Не да, а так точно. Пошли. Фамилия моя Коротков. Будем служить вместе, – и он по окончании тирады встал, протянув руку.
Когда офицеры вышли из канцелярии в коридор, там уже была построена 1-я рота 1-го батальона. Выслушав доклад старшины, Коротков повернулся и, не отрывая правой руки от фуражки, глядя поверх голов, тихо себе пол нос сказал:
– Здравствуйте, товарищи танкисты.
Ответный рев чудом лампочки не заставил треснуть.
– Вольно. 1-й взвод. Представляю вам вашего командира, – он с разворотом глянул на Старикова. – Теперь это ваш «Батя». Любить и жаловать его я вас не прошу. Любить, потому что натягивать он вас будет в любом случае, даже без ответной любви. Жаловать? Да просто не знаю такого слова. Ему вы просто будете подчиняться беспрекословно. Потому что, если, как в песне поется, «завтра война, если завтра в поход», то это единственный Человек во всем мире, от команды которого будет зависеть, станете ли вы вот так же стоять в строю с наглыми рожами или превратитесь в угольки на днище танка. Все ясно?
– Так точн...!
– Что еще? Про бдительность я сказал?
– Так точн...!
– Про международное положение?
– Так точн...!
– Да... ну что ж... Считаю до ста, чтобы все покинули казарму. Последнему от меня лично, как всегда, пендель. Выходи строиться! Девяносто восемь, девяносто девять, сто!
Парк боевой техники
– Рядовой не должен ни минуты оставаться без дела. Иначе зачем же он нужен? – Игорь записал в блокнот очередную солдатскую мудрость и спрыгнул с крышки трансмиссии БТ.
– Все, хорош курить! – махнул он рукой старшине.
Шеломков сквозь грохот компрессора что-то просигналил солдатам и быстрым шагом пошел к выходу из бокса. В огромном ангаре на ремонте стояли сразу три танка БТ. На первый, крайний от ворот, наваривали дополнительную броню. Назывался этот процесс ученым словом «экранировка». И процесс, и результат. У второго танка ремонт гораздо серьезнее. Распущены гусеницы, сняты ведущие катки, вытащена коробка передач. В трансмиссионном отделении брызжет бенгальскими огнями сварка.
Вокруг этого танка и подпрыгивал сейчас Стариков. Приказ ротного прозвучал так, что неоднозначно его не истолкуешь. В понедельник утром он на этом танке поедет на полигон. И ведь самое смешное, что точно поедет! А впереди лишь суббота и воскресенье. Воскресенье – 22 июня, самый длинный день в году. И, соответственно, самая короткая ночь. Потому-то и нервничал лейтенант Стариков, потому и вынужден был взрыкнуть на старшину, заявить, что не намерен в воскресенье торчать в этом долбаном боксе, что в субботу он, именно он, лейтенант Стариков, намерен проехать на этом БТ по территории парка. Все бы ничего, но, помимо стандартного ремонта коробки передач с заменой нескольких изношенных шестеренок, в ходе ремонта выяснили, что бронекорпус танка из-за неумеренной эксплуатации слегка перекосило в задней части. Что делать, бэтэшка был старый, еще 35-го года выпуска. Тогда их еще делали клепанными, на каркасе. В ходе мозгового штурма решили изнутри каркас усилить вставками, сверху экранировать, так что работы прибавилось вдвое.