— Ах как много, милая Соланж. Я видел третий акт и не нахожу его ни очень умным, ни очень веселым; действующие лица все в том же положении, что и в начале, и я прекрасно вижу, что так будет до самого конца. Хватит! У меня нет никакого желания видеть развязку.
— Вы неблагодарный зритель, — сказала Соланж. — У вас прелестная жена, очаровательные подруги…
— Подруги?
— Да-с, сударь, подруги — я знаю вашу жизнь.
Все это чудовищно напоминает Одиль. Непростительно главным образом то, что я как бы смакую свою печаль, испытываю тайное наслаждение от того, что являюсь сам режиссером печального спектакля собственной жизни. И все это от гордости — общий грех семьи Марсена. Теперь непременно следовало бы перестать встречаться с Соланж. Тогда, может быть, все улеглось бы. Но видеть ее и не любить невозможно.
18 апреля. — Вчера вечером имел длинный разговор о любви с одним из моих приятелей, которому уже за пятьдесят и который слыл в свое время отъявленным донжуаном. Как странно! Все эти похождения, вызывавшие к нему всеобщую зависть, давали ему бесконечно мало счастья.
— В сущности, — говорил он, — я любил только одну женщину, Клер П… и даже она, прости Господи, как она надоела мне под конец!
— А между тем, — возразил я, — она обворожительна.
— О, теперь вы не можете судить об этом. Она стала манерничать, жеманничать, она притворяется такой, какой раньше была естественно. Мне противно смотреть на этот маскарад, я просто не могу ее видеть.
— А другие?
— Другие? С ними ничего не было.
Тогда я назвал женщину, о которой говорили, что она в то время играла еще большую роль в его жизни.
— Я ни капельки не люблю ее, — сказал он. — Я встречаюсь с ней по привычке. Она причинила мне невероятные страдания; она без конца изменяла мне. Теперь моя очередь. Нет, говорю вам, все это чепуха.
Слушая его, я задавал себе вопрос, существует ли романтическая любовь и не следует ли поставить на ней крест. Любовь возможна только в смерти («Тристан»).
19 апреля. — Путешествие в Гандумас. Первое за три месяца. Несколько рабочих пришли ко мне и жаловались на свою жизнь, бедность, болезни. При виде этих действительных несчастий я покраснел за свои, воображаемые. И все же в рабочей среде тоже личные драмы.
Провел всю ночь без сна, размышляя о своей жизни. Думаю, что она была сплошной ошибкой. С виду я занимался как будто делом. В действительности же единственным моим занятием была погоня за абсолютным счастьем, которого я думал достигнуть при посредстве женщин. Но нет занятия более бесплодного, чем это. Абсолютной любви не существует, как не существует совершенного правительства, и душевный оппортунизм есть единственно мудрое разрешение проблем личной жизни. Главным же образом надо опасаться позы, самолюбования. Наши чувства слишком часто относятся к сотворенным нами иллюзиям, а не к живым людям. Я мог бы в один миг освободиться от наваждения Соланж, если бы согласился взглянуть на подлинный ее портрет, начертанный рукой беспощадного и правдивого мастера, портрет, который живет во мне с первого момента нашей встречи, и на который я сознательно закрываю глаза.
20 апреля. — Соланж очень мало нуждается во мне. Однако, всякий раз, как я делаю попытку освободиться, она дергает слегка за веревочку и затягивает узел. Кокетство или жалость?
23 апреля. — В чем была ошибка? Эволюция Соланж подобна эволюции Одиль. Возможно, что в обоих случаях я допустил одну и ту же ошибку. А может быть причина в том, что я сделал одинаковый выбор? Следует ли скрывать всегда то, что чувствуешь, чтобы сохранить то, что любишь? Нужно ли прибегать к уловкам, комбинировать, надевать на себя маску, когда хочется безраздельно отдаться чувству? Не знаю.
29 апреля. — Перечитал то, что было написано несколько дней тому назад. Верно — и в то же время неверно. Конечно, абсолютной любви не существует, как не существует и идеальной женщины, и ничего абсолютного не может быть. Но красота — в вечных поисках тайны любви. Как бы там ни было, с Одиль, с Соланж я забывался. Да, мы теряем себя в великой любви, но тот, кто теряет себя, познает высшее счастье.
Кроме того, надо верить, а это нелегко. Ланселот и Дон-Кихот странствовали. Соланж казалась совершенной, когда она была в Марокко. Но как любить мистической любовью Соланж, которая находится у тебя на глазах?..
28 мая. — Обед на авеню Марсо. Тетя Кора, умирающая среди своих пулярок и орхидей. Елена заговорила со мной о Соланж.
— Бедный Марсена! — сказала она. — Что за вид у вас последнее время… Я понимаю, конечно… Вы страдаете.