— Мы их не донесем, — огорченно и чуть испуганно сказал он.
Арбузы были большие. Мы тащили их, скорчившись, прижимая к животу. Наши хрупкие плечи не выдерживали. По дороге мимо шел Дима со своими ребятами. Посмотрел на меня, на арбузы, предложил свою помощь. Он и его товарищи могли нести их не так, как мы, а просто вскинув на плечо. Не знаю, как у них это получалось.
— У нас появятся друзья на новом месте, — начала защищаться я.
Саня покачал головой.
— Он не собирается дружить со мной, — сказал он. — Просто ему нравишься ты.
— Это же неплохо, — ответила я.
Саня сморщил нос.
— Он и с тобой дружить не собирается, — пояснил он. — Он знает тебя третий день, но называет «Лиз», и он…
Смотрит на твою задницу. Может быть, Саня хотел сказать это, а может, и кое-что похуже. Я знала, что брат прав, но ничего не могла с собой поделать. Димина улыбка не выходила у меня из головы, как и сильные руки, которыми он с легкостью нес наши арбузы, по одному на каждом плече. Потом он сдался и отдал один другому подростку. Но сначала, первые триста метров, он выглядел так, как будто носил их всегда.
— Ты не хочешь отпускать меня на озеро? — спросила я Саню.
— А ты что, хочешь пойти? — опешил брат.
— Ну да, — подтвердила я.
— Нет, мне плевать, — неожиданно резко ответил он.
— Ладно, — согласилась я. И ушла.
Был даже момент, несколько минут, когда я думала, что это брат меня обидел, а не я его. Так я совершила свое маленькое предательство.
— Саня! — крикнула я, когда вернулась.
Ты заблудилась и замерзаешь в лесу. Потому что ты маленькая девочка, которая не замечала, как землю твоей жизни засыпает снег. Не замечала эту странную арифметику снежинок, которых мало, даже когда их сто, но потом их становится немного больше, и они уже могут убить. Тишина.
— Саня, — опять позвала я.
Мы гуляли всего два часа. На мне были сырые трусы и лифчик, потому что я не стала искать купальник и купалась в нижнем белье. Неприятное чувство. И страх.
— Ты обиделся на меня? — прокричала я.
Мне вдруг стало плевать, что Дима может на соседнем участке слышать, как я зову брата.
— Саня!
Ветер в соснах за дорогой. Теплый летний ветер. Мы видели несколько белок, пока шли от озера. Все было глупо и мило. Дима клал мне руку на плечо. И все. И ради этого я обидела брата?
— Саня, я хочу извиниться, — очередной бесполезный крик в пустых комнатах.
Я зашла в дом и, когда снимала мокрое белье, что-то услышала. Человек может слышать шепот через стену дома? Да. Если очень испугается. Самой холодной комнатой была та, которая торцом выходила в тот самый угол участка, где росли две сосны. Мы там спали. Туда я пошла, чтобы переодеться. И сквозь стену я услышала шепот брата. Не слова, но какой-то звук, какой-то признак, что он там и что ему очень плохо.
Я побежала в шортах и майке на голое тело, выскочила на улицу, обогнула веранду и увидела его. Он лежал на спине под деревьями. Бледный. Голова в такие моменты работает очень быстро. Я подбежала к брату, подумала, что он упал с дерева. Посмотрела вверх. Увидела, что он успел закрепить бревно, причем как-то сложно, как я об этом никогда не думала, и поверила в свое предположение. Он лазил наверх. Один. Он мог сорваться.
Я упала на колени рядом с братом и поняла, что он меня не видит. Он смотрел в небо. Его голова была откинута назад, затылок упирался в подушку из прошлогодней хвои, а все тело слегка изгибалось вверх. Он жаловался, причитал. Еле слышно. Его губы чуть двигались.
— Холодно, — шептал он, — больно и темно.
— Саня, Саша, Александр, — я называла его разными именами.
— Мне очень больно… Почему мне так больно? Отчего мне так больно?
— Саня. — Я не могла понять, слышит он меня или нет. Его глаза, открытые, двигались, но смотрели на что-то мимо меня. Я стала искать, хотела увидеть, что он сломал, разбил, где поцарапался. Боялась, что переверну его и увижу лужу крови, обломок сука, торчащий из затылка, или что-то еще непоправимое. Но перевернуть не смогла. Его тело было совершенно твердым и удивительно тяжелым. Мышцы спины и живота, рук и ног — все окаменело. Я положила руку ему на лоб. Он оказался мокрым. Мелкий ледяной пот.