Увидев ужас в глазах Лекси, Йейл пожалел о своих словах.
– Она еще кроха, – прошептала побледневшая Лекси. – Неужели ты думаешь, что кто-то…
– А ты? – спросил Йейл, опять преодолевая желание подойти к ней. – Ты была с Эмметом не один год. Вдруг убийца решит прийти за тобой?
– Я не связана с той стороной жизни Эммета, которая могла быть опасной или противозаконной, Йейл.
– Ты знаешь это, и я тоже. Уверен, чем бы ни занимался мой брат, ты не причастна к этому. Однако кто-то проник в квартиру и украл запертый ящик Эммета. Тебе нельзя тут находиться.
– Это могло произойти не здесь, а в моей городской квартире.
– Но сейчас тебе угрожает опасность именно здесь. Убийце достаточно подкрасться к дому ночью, когда никто не увидит его с дороги, и поднять одно из окон. Он без труда проникнет внутрь.
– Зачем ему залезать в окно? Я редко запирала двери, Йейл, ибо всегда считала Кэдис-Лендинг безопасным местом.
– Ты в своем уме? Сейчас нет безопасных мест.
Лекси промолчала, но Йейл понял, что она обдумывает его слова, ибо лицо ее выражало панику.
Лекси погладила волосы дочери, заснувшей у нее на плече. Йейл слышал тихое посапывание племянницы, трогавшее его до глубины души.
– Тебе нельзя здесь оставаться, – повторил он.
– Но… куда же нам отправиться?
– Поедешь ко мне? – неожиданно спросил Йейл и тотчас пожалел об этом.
Он не мог привезти в свою квартиру на Пятой авеню Лекси и Эмму Розу. Как объяснить это Джастин? Лекси и ребенок не должны встречаться с ней… или, не дай Бог, с ее отцом. Нельзя допустить, чтобы Франко ди Пьерро заподозрил, что он все еще любит Лекси.
Это правда, понял Йейл. Он любит ее. Не может подвергать Лекси опасности… даже если она никогда не будет принадлежать ему.
– Я не поеду к тебе, – тихо, но решительно заявила она. – Это исключено.
Йейл не испытал облегчения, хотя ее отказ спас его от последствий совершенной им ошибки. Напротив, он ощутил раздражение, возмущенный позицией Лекси. Йейл не стал уговаривать ее… но все же невольно спросил:
– Почему?
– Я не собираюсь перевозить девочку и все ее вещи в твою холостяцкую квартиру. Мы можем пожить у родителей.
– Ты говоришь не слишком уверенно. – От него не укрылись ее сомнения.
– Да, мне не хочется беспокоить их, – ответила она. – Моя мать серьезно больна.
– Знаю.
– Откуда? – удивилась Лекси.
– Твои родители были на похоронах, я разговаривал с ними. Твоя мать выглядела… не очень хорошо.
Он вспомнил болезненно-истощенную Кэтлин Синклер. Казалось, что она мерзнет даже в теплый мартовский день.
– Значит, ты понимаешь, что она в плохом состоянии и отец тревожится за нее.
Он кивнул.
– К тому же летом отец потерял работу. Он пытается что-то найти, но пока ему не удается. Пособий не хватает на жизнь, медицинские счета матери очень велики. У родителей полно проблем, и не дай Бог, чтобы они узнали о грозящей нам опасности.
– Ты права.
– Лучше уж починить замки на окнах…
– Я помогу тебе с этим, – сказал он.
– Поможешь?
– Конечно!
– Я не хотела… Йейл, твое предложение меня трогает, но ты никогда… не умел ничего ремонтировать.
Это замечание рассердило Йейла, но он знал, что Лекси права.
– Я сделаю этот дом более безопасным, – решительно заявил он. – Чтобы установить оконный замок, не нужно быть Нормом Эйбрамом.
– Нормом Эйбрамом? Искусным плотником из «Этого старого дома»? Неужели ты смотришь эту передачу? – удивилась Лекси.
– Она мне нравится, – признался он.
– Просто… Эммет тоже любил «Этот старый дом». Смотрел когда мог. – Ее глаза затуманились. – Он хотел когда-нибудь купить большой старый дом, научиться делать ремонт и превратить его в волшебный замок.
– Эммет собирался жить там с тобой и ребенком?
– Едва ли. Мечтая о будущем, Эммет думал только о себе. – Она посмотрела на часы. – Уже шестой час. Нам надо в хозяйственный магазин?
– Да, поскольку я хочу починить тебе окна.
– Тогда едем. В субботу магазины закрываются рано.
Он посмотрел на девочку, безмятежно спавшую на руках у Лекси.
– Хорошо, едем. – Йейл изо всех сил старался скрыть тревогу за малышку… и за ее красивую мать.
Мередит Макфи посмотрела на телефон и нахмурилась. Из трубки доносились гудки.
Только гудки. Странно, ведь Йейл, уходя из дома, никогда не забывал включить автоответчик.
Она задумчиво положила сотовый телефон на полированный кофейный столик. Куда же он делся?
Вчера вечером, покидая гостиничный номер после весьма неудовлетворительного секса, Йейл сказал Мередит, что будет до ночи работать дома.
– Джастин? – ядовито спросила она, вытянувшись на кровати.
– Нет. – Он даже не посмотрел на обнаженное тело Мередит. – У нее сегодня какое-то светское мероприятие.
Она обрадовалась, хотя и знала, что Йейл не любит свою невесту. Способен ли он вообще кого-то любить? – спросила она себя. Когда-то – и это было замечательно! – Мередит думала, что он питает к ней глубокие чувства. Верила, что, если бы не трудности и обязательства перед другими людьми, она и Йейл соединились бы.
Но в последнее время Мередит начала подозревать, что обманывала себя. Этим летом она предложила сопровождать Йейла в Европу, хотя не представляла, как это сделать, не вызвав подозрений у Расселла. Но Йейл тотчас отверг ее идею, сказав, что хочет побыть один после смерти брата.
Вчера вечером она предложила:
– Поскольку Джастин завтра занята, Йейл, я могла бы прийти и составить тебе компанию. Расселл должен произнести какую-то речь на обеде, посвященном борьбе с неграмотностью. – Потом лукаво добавила: – Буду рада исполнить любое твое желание, дорогой.
– Ты не можешь прийти ко мне, Мередит. Это слишком опасно.
– Ты знаешь, дорогой, я люблю рисковать и полагала, что ты тоже это любишь.
Он усмехнулся, взял кейс и торопливо ушел.
«Может, Йейл решил отправиться в галерею и поработать там, а не дома?» – подумала она. Вскоре Мередит снова набрала номер и услышала голос автоответчика. Возможно, он говорит по другой линии с клиентом, хотя это маловероятно в восемь часов в субботний вечер. Будь Йейл в галерее, он снял бы трубку. Преданный своему бизнесу, он не оставил бы звонок без внимания – вдруг кто-то хочет купить картину? Значит… Его нет ни в галерее, ни дома. Где же он?
«Возможно, у Джастин изменились планы, и сейчас они где-то обедают», – ревниво подумала Мередит.
Или Йейл пошел обедать один? Сомнительно. Тогда он позвонил бы ей.
Нет, он не совершил бы такой глупости, не стал бы злить ее. Йейл слишком расчетлив, чтобы не понимать, чем грозит ему гнев Мередит.
Она бросила телефон на алое сиденье дивана и обвела беспокойным взглядом кабинет. Из двенадцати комнат двухэтажной квартиры на Парк-авеню эта была самой просторной и одновременно уютной.
Мередит сама обставляла ее, а все другие – Линет, сестра Расселла, театральная художница, создавшая декорации для двух нью-йоркских «мыльных опер».
Поэтому остальные комнаты в резиденции Макфи были ультрасовременными, состояли из углов и прямых линий, стекла и мрамора, кожи и металла, черных и белых тонов. Но кабинету придавали уют мягкая мебель и теплые цвета интерьера, представленные разнообразными оттенками красного тона – от бледных роз персидского ковра до темно-бордовых корешков старинных книг на встроенных полках у камина.
По иронии судьбы Мередит более всего любила в этой комнате выбранную Расселлом картину, висевшую над камином.
Это произведение современного искусства казалось здесь неуместным – во всяком случае, в эстетическом отношении. Художник назвал свое полотно, написанное маслом в серо-голубых тонах, «Небо». Рассел считал это шедевром Девина Трембли, корифея поп-арта шестидесятых годов, умершего от передозировки героина.