Несовместимость постулатов квантовой концепции с физическим стилем мышления была столь ощутимой, что даже во второй половине столетия они оставались для большого числа ученых за семью замками. Не случайно родился афоризм: «Квантовую теорию нельзя понять, к ней надо привыкнуть». Однако, пока привыкали и присматривались, время уносило момент, а бесценные знания «томились от безделья», не находя использования.
Надо учесть и еще одно психологическое обстоятельство. Оставаясь во власти «закона сохранения невежества», ученые старой поры, конечно, привыкают к новому с трудом. Более того, они, видимо, даже и не привыкают, а приспосабливаются, адаптируются, не изменяя, однако, традиционному представлению. Но как же тогда наука? То есть способна ли она при таком засилье консервативных умов к переменам? То, что наука способна к переменам, говорит опыт ее развития. Вопрос в другом: как удается преодолеть это сильнейшее тяготение ученых к прошлому?
А никак. Просто старое поколение вымирает, а новое сразу же, что называется, с молоком матери, воспитывается в новой парадигме, усваивая «крамолу».
Можно еще и еще нанизывать свидетельства и факты. Но хотелось бы выйти на современность, притом в нашу советскую действительность.
На глазах утверждается очень перспективная, зато и очень необычная дисциплина синергетика, изучающая явление самоорганизации систем. Необычность и стала источником ее злоключений.
Одним из пионеров течения в нашей стране выступил Б. Белоусов, заведующий лабораторией академического Института биофизики. Вместе со своим увлечением он разделил и горести трудных дорог нового направления. Сейчас синергетика раскинулась широко, охватив многозначный мир явлений и посягая на одну из ведущих в науке позиций. Практически она не знает границ применимости и касается всех естественных (да и не только их) отраслей знания. Это сейчас, но в 1955 году все шло по другому сценарию.
Б. Белоусов, проводя серию тонких экспериментов, увидел непонятные химические превращения. Бесцветный раствор при добавлении определенного вещества приобретал вдруг красный оттенок, а затем начинал периодически менять цвет: красный, синий, снова красный… и так далее и сколько угодно долго.
То были обещающие наблюдения. Но ученого не приняли. Его статью «Периодически действующая реакция и ее механизм» журнал отклонил, снисходительно разъяснив автору, что подобного быть не может, поскольку химические процессы необратимы. Что же наблюдал исследователь?
Он установил, что неравновесность состояния какого-либо явления может стать причиной возникновения в нем порядка.
Необычность этого вывода обескураживала. Согласно классическим воззрениям любая система, будучи предоставлена сама себе, движется к состояниям с максимумом энтропии, то есть к состояниям наибольшего беспорядка (энтропия — мера хаоса, деорганизации материи). Господствует один закон, одна неукоснительная линия: в первоначальной упорядоченности возникает и растет беспорядок. У Б. Белоусова же выходило все наоборот, движение идет как бы вспять: из беспорядка рождается порядок. Как было терпеть такое?
Белоусова наставляли: «Того, что вы описываете, в химии никогда не бывает». И здесь против выступили не второклассные лица (хотя и они тоже не молчали, но не им формировать погоду), а большие ученые, звезды высшего сияния — Л. Ландау, М. Леонтович! Это не могло не бросить своей тени на перспективу открытия, вовлекая его во временную «нетрудоспособность» и обрекая существовать на периферии научного прогресса.
Лишь 15 лет спустя советский же ученый Г. Иваницкий обосновал странное поведение раствора теоретически, а еще позднее, в 1980 году, пришло и запоздалое признание. Группе исследователей, которую вел Б. Белоусов, присуждается за изучение уникального явления (названного «реакцией Белоусова») Ленинская премия. К сожалению, первооткрыватель был увенчан наградой посмертно: ученый скончался ровно за 10 лет до признания.
Как видим, наука сама же, усилиями своих лучших представителей, содействует тому, что завоеванные ею истины вместо того, чтобы включиться в дело, оседают бесполезными знаниями в ожидании подходящих дней.
Порой неприятие новых идей получает весьма интересное продолжение. Логика событий такова, что ученый, испытав в свое время настороженное к себе отношение или даже реакцию отторжения его взглядов, оказывается позднее сам в ряду воюющих, но уже против других, столь же новых достижений. Казалось бы, их-то собственное прошлое должно было кое-чему научить, по крайней мере внушить чувство терпимости к свежим мыслям! Но, видно, прав Гегель, заявляя: «Уроки истории заключаются в том, что люди не извлекают уроков из истории».