Вспоминается его разговор с женщиной, страдающей глаукомой. Глаукома — не местное заболевание, разъяснял хирург. Причина ее в неполноценном снабжении глаза. «Посмотрите, какое у вас бледное лицо. Как у работников ЦК. Вы мало бываете на воздухе…» В другой раз он начал высказывать идеи о том, сколь загадочно устроено живое: составляющие его кирпичики сами по себе химически хлипки, но вместе образуют достаточно устойчивое организменное чудо. И вновь демонстрируется широкий, «вневедомственный» подход к предмету.
Столь же просторно, с позиции панорамного взгляда, С. Федоров ведет и организацию лечебного дела в институте, вообще в родной ему офтальмологии, о чем мы еще намерены сказать. Более того, осуществляемые им подходы вполне годятся послужить моделями для многих других, близких и далеких по роду занятий учреждений, ведомств, хозяйств.
В последние десятилетия офтальмология значительно пошла вверх. И пошла потому, что одной из первых повернулась лицом к микрохирургии, потребовавшей более тонких знаний, приборов и умений. Сошлись условия для радикальных перемен в методах лечения, подросли и люди, способные преодолеть прежние стереотипы о возможностях медицины, границах ее вмешательства в организм.
Но старое не покидает добровольно поле боя. Одно из сражений и вспыхнуло по делу о замене вышедшего из строя хрусталика глаза искусственным. Ныне такое событие стало ординарным. Операцию освоили во многих точках Союза. И только неразворотливость да упования на «кабы чего не вышло» мешают овладеть ею повсеместно. Однако, когда С. Федоров начинал свой марафон к искусственной глазной линзе, гимнов ему не слагали. Наоборот, продвижение к цели имело другое сопровождение.
Как и все значительное, метод шел вразрез принятым медициной способам лечения. Молодой хирург сразу же попал под кинжальный обстрел. Операцию объявили «антифизиологичной», а искусственный хрусталик — инородным телом, способным лишь нанести неисправимый вред. Если в Кургане Г. Илизарову местные власти поверили (хотя, быть может, и не во всем поняли), то С. Федорову в Чебоксарах выпало другое испытание.
Особенно усердствовал местный профессор глазной клиники, который, должно быть, лишь тем и достиг известности, что враждовал с С. Федоровым. По существу, он обвинил коллегу в преступлении. Хорошо, что наступили другие времена. Не то могло бы обернуться столь же трагически, как и для его отца, военного, незаконно репрессированного в годы разгула тирании Сталина.
Когда в глаз маленькой чувашской школьницы Е. Петровой был введен первый хрусталик и к ней вернулось зрение, хирурга начали четвертовать: насмехались, запретили оперировать и уволили с работы. И это, несмотря на то, что операция прошла успешно. Позднее девочка кончила школу, затем университет и ныне успешно учительствует… А сына своего назвала Святославом.
Пришли и другие неприятности, которые, как известно, не ходят в одиночку. И лишь заступничество перед Министерством здравоохранения писателя А. Аграновского, которому С. Федоров поведал о судьбе, смягчило удар, помогло восстановиться по службе. Но свои исследования врач продолжил уже в Архангельске.
Любое значительное дело, если даже ему чинят препоны (а, может, как раз потому, что чинят, значит, будоражат интерес), быстро обрастает популярностью, поднимаясь в цене. И вот С. Федоров уже во главе столичной экспериментальной лаборатории, затем института, а ныне целого комплекса «Микрохирургия глаза». Сейчас за ним всеобщее признание, мировая известность и десятки тысяч исцеленных людей.
Как видим, операция по вживлению искусственного хрусталика отрабатывалась и совершенствовалась в условиях, мало тому способствующих. Приходилось отдавать много сил не только самому делу, но и борьбе за признание. Официально методика С. Федорова была принята лишь через шестнадцать лет, когда стало невмоготу ее скрывать и за спиной лежало более пяти тысяч операций.
Хрусталик — главная, но не единственная забота выдающегося ученого. Принципиально по-новому С. Федоров подошел и к такому заболеванию, как близорукость. Сейчас в институте ее лечат, делая на роговице насечки методом радиальной кератотомии, который так и называют «русским методом». Это позволяет избавиться от очков. Вообще, С. Федоров считает, что со временем очки займут место в музеях рядом с огнивом и прялкой.
Снова нестандартный ход, на который консерваторы тут же подыскали ответ. Зачем оперировать практически здоровый глаз, неглубокий дефект которого легко снимается с помощью очков? Всякий рубец губителен для роговицы, поскольку она утрачивает первозданную ясность.