— Не представляешь, как я за тебя беспокоилась, — девчонка взяла в руки пиалу с какой-то дымящейся жидкостью. Зачерпнув полную ложку, она поднесла её к губам Цайхуа. — Пей. Это лекарство ускорит восстановление тела. Кстати, я сама его приготовила. Не бойся, я всё сделала, как написано в книге.
Цайхуа ещё не успела прийти в себя, как на неё обрушился шквал эмоций и действий Юцин. Сбитая с толку, буквально им оглушённая, она послушно открыла рот и сразу скривилась, проглотив гадкую жидкость. Стоит отдать должное, эта настойка, с горьким привкусом и тошнотворным запахом чего-то прогнившего, мигом прояснила сознание.
— Спасибо тебе, — в противовес произнесённым словам девушка недовольно поморщилась. — Сколько я пробыла без сознания?
— Недолго. С ночи твоего обхода прошло всего два дня, — Юцин заставила девушку выпить очередную ложку лекарства. — Целители из Чунгао сказали, что ты очнёшься в лучшем случае через пару недель. Честно, я не ждала твоего пробуждения, но так этому рада! Это же настоящее чудо, что ты быстро идёшь на поправку!
Цайхуа, крепко зажмурившись, проглотила очередную порцию гадости и вдруг замерла. Прямо сейчас по её духовным каналам циркулировала в огромных количествах светлая ци, которая изнутри согревала привычным и в то же время незнакомым теплом. В памяти возник образ зверя из её видения. Этот маленький огненный лис и поделился с ней энергией. Но было ещё кое-что… Вспомнив лёгкое, как полёт бабочки, прикосновение чьих-то губ, девушка вспыхнула.
— У тебя жар? — взволнованно спросила цветочная фея.
— Тебе показалось.
Цайхуа нервно выхватила из рук Юцин пиалу и, под ошеломлённым взглядом агатовых глаз, залпом осушила её. Горечь лекарства отвлекла Цайхуа от дальнейших смущающих мыслей, позволив отыскать в паутине из недавнего прошлого самую главную нить.
— Слушай, пока я тут валялась, меня навещал кто-нибудь, кроме лекарей? — как бы невзначай поинтересовалась девушка.
Сердце снова бросилось вскачь.
Кто может по отношению к ней быть таким добрым, чтобы передать огромную часть своей ци? Да и у кого хватило бы на это сил? Исцеливший её человек должен быть просветлённым не ниже второй ступени совершенствования, это точно. А из всех просветлённых, обладающих подобной мощью и при этом безвозмездно помогавших ей ранее, она знала только Шанъяо. От мысли об этом солнечном юноше внутри всё перевернулось вверх дном. Ну конечно, это он! С момента их первой встречи Шанъяо не раз защищал её и всегда был для неё тем, на кого она могла положиться. Но если это действительно он, неужели…
— Не видела, — задумчиво протянула подруга. — Тем более, вчера меня не было в школе. А что?
Цайхуа покачала головой, не желая продолжать разговор. Взрывная смесь разочарования и облегчения расколола сознание на две противоборствующие части. С одной стороны, ей лучше об этом забыть: чем раньше она сможет научиться брать под контроль свои чувства, тем скорее достигнет третьей ступени. Накал новых эмоций лишит равновесия и замедлит развитие, но, с другой стороны, разве не должна Цайхуа убедиться, что этим самым человеком, подарившем ей поцелуй, был Шанъяо?
«Хорошо, допустим это и правда он, а дальше-то что?»
Цайхуа не нашлась с ответом на свой мысленный вопрос. Думать о более глубокой, чем просто дружеской, связи с Шанъяо она не смогла. Девушка никогда ни в кого не влюблялась, и даже представить себе не могла, каково это, не говоря уж о том, чтобы вступать в подобные отношения с кем бы то ни было. Да и с чего она вообще взяла, что Шанъяо может испытывать к ней что-то… такое? Окончательно залившись краской, девушка прервала абсурдную нить размышлений. В конце концов, это абсолютно не важно.
— Цайхуа? — позвала цветочная фея. Всё это время Лу Цайхуа, не мигая, смотрела в дальний угол кровати. Обернувшись каменной статуей, она не подавала никаких признаков жизни, и только её пылавшие щёки продолжали наливаться более ярким пунцовым оттенком.
Не дождавшись ответа, Юцин помогла Цайхуа улечься обратно и, натянув на неё одеяло, положила ладонь ей на лоб. Холодные и тонкие пальцы едва ощутимо подрагивали.
Не сказать чтобы Лу Цайхуа нуждалась в поддержке. Если не брать в расчёт лёгкую, почти незаметную боль, что накатывала, точно волны прибоя, она ощущала себя вполне сносно. Стоило ей принять лекарство подруги, и голова перестала кружиться, а слабость прошла. Цайхуа мало что понимала в приготовлении снадобий. И, если уж начистоту, совершенно не смыслила в этом, хотя когда-то и пыталась постичь азы медицины. Похоже, цветочная фея очень талантлива, раз ей удалось намешать чудо-лекарство спустя пару дней обучения.
В их маленькой бамбуковой хижине было прохладно и сыро. Свежесть раннего утра смешалась с запахом лекарственных трав, разложенных у окна небольшими пучками. Приятный глазу полумрак ещё не до конца отступил в углы комнаты, продолжая бороться с лучами несмелого солнца. Грубый пол, сколоченный из тёмных досок, усеян ковром лепестков, бамбуковые стены излучают спокойствие, и вся эта комнатка вдруг кажется столь родной сердцу, словно в ней Цайхуа прожила много лет. Тонкий налёт безмятежности покрывает здесь всё. Всё, кроме лица Юцин.
Цайхуа наконец-то заметила: с лучшей подругой что-то не так. На бледных щеках ещё не высохли дорожки от слёз, в потускневших глазах отпечаталась боль. Юцин продолжала вести себя, как обычно, но привычную ей ауру наивной доверчивости и этого детского, безграничного жизнелюбия, Лу Цайхуа, как ни старалась, не могла ощутить. Что-то надломилось в душе этой девушки, сосуд её сердца был пугающе пуст.
— Говоришь, вчера тебя не было в школе? — ухватилась Лу Цайхуа за последнюю фразу Юцин.
Цветочная фея печально кивнула. Ресницы её трепетали, как одинокие листья бамбука на сильном ветру.
— Позавчера я услышала, как глава Тай планирует обход поселения, где жила моя подруга Гунъи. Разумеется, я вызвалась помочь…
В тот день Юцин была особенно счастлива. Ещё бы, спустя долгие шесть лет, пролетевшие, как один краткий миг, она встретится со своей лучшей подругой! Конечно, Гунъи была против их встречи, о чём Юцин помнила, но девушки не общались с тех пор, как она решилась пройти испытание в школе Чэнсянь. Тоска и тревога завладели ей, когда спустя долгое время Юцин не получила ни одной весточки. Девушка сомневалась, смогут ли они вести переписку в дальнейшем, а потому появившаяся возможность навестить подругу оказалась как нельзя кстати. Кто знает, может письма Гунъи просто не находили своего адресата. В любом случае, теперь Юцин во всём разберётся.
Ци в духовных каналах будто начинала искриться, когда она пыталась вспомнить Гунъи. Пусть её образ был немного размыт, как потёкшая тушь на увлажнённой бумаге, она до сих пор помнит хитрый изгиб её особой улыбки, шёлк длинных волос, собранных в тугую косу, добрый взгляд чуть прищуренных глаз. Повзрослев, Гунъи наверняка изменилась и, может статься, с первого взгляда они не узнают друг друга. Но Юцин непременно поймёт, что это она — самый близкий её человек. Она виделась с ней один раз. И этого раза было достаточно, чтобы создать крепкую, проверенную временем дружбу.
Юцин не уверена, что сумела бы сберечь в своём сердце тепло, не подружись она тогда на рынке с Гунъи. В её трудном детстве не было недостатка в косых, почти осуждающих взглядах прохожих. В маленьком селе, где она родилась, каждый знал о печальной истории семьи Юцин, однако никто не проявлял и капли сочувствия. В том, что муж бросил жену, народ обвинил почему-то последнюю. «А кому нужна второсортная женщина? Не смогла родить, так пеняй на себя». Эти слова, камнем брошенные в сад сердца маленькой девочки, остались там навсегда.
Юцин никогда не хотела найти кровных мать и отца, даже если бы это оказалось возможным. Кто они, откуда, живы ли — не имело значения. Осенью, в промозглую глубокую ночь, эти люди бросили родного ребёнка, оставив его у крыльца чужой хижины. Юцин ничего не знает о них, и желает спокойно жить дальше в неведении. Для неё единственной мамой является женщина, что её воспитала. Немного сгорбленная и годами не менявшая платье из грубой холстины, с раннего утра до позднего вечера трудящаяся в поле и обладающая самой красивой на свете улыбкой. Она отдавала все свои силы на то, чтобы у дочери были еда и одежда. Именно она научила Юцин читать и писать. Эта женщина умела одним нежным объятием развеять любую печаль, в то время как её собственное сердце было давно похоронено под слоем гнетущей тоски. Она — её настоящая мама.