Каждый прожитый день на этой горе имеет свой особенный запах, вызывает в душе непонятную, едва различимую боль. Но боль эта кажется родной и привычной. Она стала неотъемлемой частью повседневных забот, и Лу Цахуа больше не верит, что без неё можно жить дальше. В школе Чэнсянь она нашла нечто важное: потерянную часть самой себя, что навеки останется с ней, и которую она до сих пор не сумела понять.
Рано или поздно всему приходит конец. Течение жизни незаметно уносит вперёд, не позволяет нигде задержаться надолго. Остановившись на время у одного островка, стоит бросить все силы на то, чтобы взять от него самое лучшее, разгадать его тайны и получить новый опыт. Не успеешь — вини себя одного, а бурный поток унесёт тебя в новые дали.
Оставив позади множество неразрешённых загадок, она должна двигаться дальше, навстречу открытиям и испытаниям. Теперь Лунху Чжао — её новый наставник, а школа Ли, наконец, распахнула для неё свои двери. Хотя Цайхуа и не знает, когда снова вернётся сюда, в одном она уверена точно: все секреты Тайшань она забирает с собой, чтобы однажды раскрыть их.
— Цайхуа!
Нехотя вынырнув из омута мыслей, девушка обернулась на голос и не сумела сдержать тёплой улыбки.
Улыбаясь в ответ, к ней быстрым шагом приближался Шанъяо. Как и всегда, он излучал неповторимые волны спокойствия.
— Я тебя еле узнал, — юноша окинул подругу смеющимся взглядом. — Чью одежду украла на этот раз?
Он даже не подозревал о том, что случайно заставил Лу Цайхуа окунуться в воспоминания о прошлой ночи, когда она, ко всему безразличная и капельку сонная, оставила сушиться на улице алые одежды Чэньсина, совершенно забыв о своих. Стоило ли удивляться тому, что на утро она обнаружила страшную и очевидную истину: единственной пригодной для ношения одеждой оказались не брошенные на пол мокрые тряпки, а почти высохшие чужие штаны и халат.
Несмотря на то, что Цайхуа было стыдно вспоминать своё поведение, изменившееся после принятия чудесных пилюль, в конечном итоге она пришла к выводу: у произошедшего есть большой плюс. Теперь ей принадлежат одеяния её новой школы. Пускай они и были ей велики, в них Цайхуа ощущала себя очень комфортно. Но также это обстоятельство её раздражало. С чего ей вообще нравится то, во что каждый день облачался Чэнсин?
— Ничью, — недовольно буркнула девушка. — Я в Ли буду учиться. Разве мне не положено это носить? — она помахала рукавом перед носом Шанъяо и вдруг замерла.
Сегодня юноша выглядел как-то иначе. Его аура по-прежнему лучилась особенной мягкостью, ветер привычно играл с непослушными прядями волнистых волос. Но что-то в нём всё равно изменилось. Неуловимо, но так, что сердце сочувственно сжалось. Приглядевшись, Лу Цайхуа поняла, что глаза друга слегка покраснели, лицо почти незаметно опухло, как будто он…
— Ты что, плакал? — вырвалось у Лу Цайхуа.
— Ничего подобного, — рассмеялся Шанъяо и сунул ей в руки талмуд, который до этого держал за спиной. — Всю ночь в библиотеке бессмертных просидел. Такое, знаешь ли, не проходит для организма бесследно.
Надпись на потёртой обложке гласила «Тёмные артефакты. Полная опись». Цайхуа моментально забыла о беспокойстве за друга. Дрожащими от волнения пальцами она раскрыла книгу на последней странице и принялась изучать перечень артефактов.
Девушка уже успела смириться, что никогда не узнает историю о демонической чашке, из-за которой дважды чуть не погибла, однако совершенно нежданно на неё свалилась удача. Кровь прилила к голове, конечности точно обожгло раскалённым железом. Неужели тайна будет раскрыта?
В момент, когда Цайхуа обнаружила надпись «чаши жертвенной крови», сердце застучало с удвоенной силой. Хватило одного взгляда на выведенные чёрной тушью иероглифы, чтобы понять: это оно!
— Шанъяо, ты такой потрясающий! — не удержалась от восторга просветлённая.
— Смотри-смотри, не отвлекайся.
Увлечённая поиском нужной страницы Лу Цайхуа не придала значения тому, как странно прозвучали слова просветлённого. Четыреста двадцать один, четыреста двадцать два и…
Внутри что-то оборвалось и с глухим стуком упало. Страница, содержавшая в себе описание демонических чашек, просто отсутствовала. Словно её здесь и не было.
— Страница вырвана, — ответил Шанъяо на растерянный взгляд Цайхуа. — Ты только не расстраивайся. Главная зацепка — та женщина, которая тебя пыталась убить. Если по-прежнему хочешь во всём разобраться, придётся действовать напрямую. Но будь осторожна, не позволяй ей причинить тебе вред. Ты знаешь то, что знать не должна, поэтому так просто она от тебя не отстанет.
Поддавшись внезапному порыву, он крепко прижал подругу к себе и прошептал:
— Я очень хочу тебя защитить. Но, сама понимаешь, меня рядом не будет. Пообещай, что найдёшь на эту роль кого-то ещё.
Цайхуа закрыла глаза. Тихая грусть окутала тело вместе с волнами спокойствия. Ей придётся прожить целый год без лучшего друга, без его светлой улыбки и крепких объятий.
Уткнувшись лицом в шею Шанъяо, она старалась запомнить всё до мельчайших деталей: исходящий от его мягких волос аромат ранней осени, родное тепло, защищавшее от бед этого мира, и безмятежность, которую Цайхуа всегда рядом с ним ощущала. Он — её личное солнышко, и сколько бы лет ни прошло, это всегда будет так.
Попроси он её, и она без раздумий доверила бы ему свою жизнь. Но, увы, их дорогам суждено всегда расходиться. Цайхуа может лишь радоваться непродолжительным встречам с Шанъяо и благодарить всех богов за такого чудесного друга, безвозмездно и искренне проявлявшего заботу о ней.
Она его любит. Пусть совершенно не так, как положено в любовных романах, но по-настоящему сильно. Она любит его как старшего брата, и это глубокое чувство навечно останется жить в её сердце.
— Береги себя.
Тихий голос растворился в шёпоте листьев. Шанъяо ушёл, оставив после себя свет надежды и щемящую душу тоску.
Я буду скучать.
Простояв в одиночестве ещё какое-то время, девушка наконец-то заметила пропажу подруги. Похоже, цветочная фея ушла в тот момент, когда Шанъяо окликнул Лу Цайхуа. Кто знает, поступила она так из вежливости, позволив им с другом остаться наедине, или попросту не хотела предстать перед юношей в неряшливом виде. Впрочем, сейчас это не имело значения. Ей тоже стоит вернуться и отдохнуть перед дорогой.
Так и не справившись с чувством тоски, Лу Цайхуа добралась до бамбуковой хижины. Она уже собиралась взяться за ручку двери, когда кто-то внезапно потянул её за рукав.
Незаметно подкравшийся сзади Чэньсин, полураздетый и недовольный, произнёс всего одно слово:
— Отдай.
Примечание автора:
Напоминаю: Гунъи (公义) — правосудие.
Глава 24. Рано или поздно всё подходит к концу
Полы рубахи распахнуты, открывая взору гладкую кожу. Рельефные мышцы словно высечены из самого дорого нефрита, снежно-белого и блестящего. Не двигайся они в такт неторопливому дыханию юноши, можно было подумать, что его тело — каменное изваяние: холодное, но несравненно прекрасное.
И всё же эти упругие мышцы мерно взымаются, будто не в силах сдержать заключённую в них несокрушимую мощь. Подсвеченные солнцем, чётко очерченные, они намертво приковывают взгляд. Аристократическая бледность придаёт им особый оттенок изящества, что мягким ореолом окутывает всё стройное тело Чэньсина. И пусть он ещё не добился бессмертия, его можно поставить в один ряд с небожителями.
— Эй, на что уставилась?
На самом деле Чэньсин не нуждался в ответе. Заметив потерянный взгляд Цайхуа, он сразу всё понял и, проклиная себя за беспечность, поспешил запахнуть полы рубахи.
Стоило ему отпустить рукав просветлённой, как та воспользовалась его замешательством и спешно юркнула в хижину. Парень не успел и слова сказать — дверь непреклонно захлопнулась у него перед носом. Ехидно щелкнула задвижка, лишая последней возможности забрать у девчонки одежду, а потом наступило затишье. Внезапное и напряжённое.