И если раньше Чэньсин сомневался в предположении Лу Цайхуа, не желая верить в столь поразительное совпадение, сейчас у него не осталось и толики сомнений: Лао Чжуаньцзэ действительно отец Тяньшу.
Изо всех сил пытаясь сдержать волнение, юноша снял ленту с запястья и молча передал её Чжуаньцзэ.
— Откуда она у тебя? — неожиданно севшим голосом произнёс пожилой просветлённый.
Дрожащими пальцами он поднёс ленту к лицу и внимательно изучил каждый вышитый на ней иероглиф. Испещрённое морщинами лицо сохраняло спокойствие, однако слёзы уже проложили влажные дорожки на его щеках.
«Превзойти себя самого». Девиз его семьи.
— Эта лента была у моего наставника с детства. Он всегда мечтал вас найти, — тщательно подбирая слова, ответил Чэньсин. — До конца своих дней он помнил об отце, имени которого даже не знал. И как его ученик, я посчитал своим долгом вас отыскать. Теперь, когда я здесь, я очень хочу услышать вашу историю. Прошу от всего сердца за себя и за наставника.
Чжуаньцзэ осторожно, как если бы опасался, что лента внезапно исчезнет, обвёл пальцами каждый из четырёх иероглифов, а затем тихо спросил:
— Его имя… Какое ему дали имя?
— Моего наставника звали Лао Тяньшу.
— Значит, Тяньшу. Какая ирония.
Пожилой просветлённый прикрыл глаза и надолго погрузился в молчание. Его серебристые волосы, ниспадающие на плечи волнами, такого же оттенка одежды, расшитые по краю витиеватым узором и бледная огрубевшая кожа, казалось, окончательно утратили краски.
Когда спустя время, за которое сгорела бы палочка благовоний, Юньчжи наполнила все чашки свежезаваренным чаем, старый наставник наконец-то пришёл в себя и неторопливо начал рассказ.
Родился и вырос Чжуаньцзэ на горе Лаошань в семье, принадлежавшей прославленному клану Лао. Поскольку просветлённые школы Чуньцзе практиковали путь воздержания, позволяющий им в кратчайшие сроки накапливать огромное количество энергии и вследствие легко осваивать сложные техники, вполне естественно, что при создании семьи они лишались всей своей ци. Однако энергия чаще всего не рассеивалась, а передавалась ребёнку. Так Чжуаньцзэ унаследовал от обоих родителей огромную силу, которая позволила ему без усилий подняться на вторую ступень совершенствования ещё в самом начале обучения.
Отчасти благодаря собственным усилиям, но в основном из-за полученной от матери и отца светлой ци он быстро стал одним из лучших учеников школы Чуньцзе. Пока его сверстники тратили месяцы на медитации, чтобы достичь необходимого для освоения новых техник уровня, просветлённый уже оттачивал их и практически на равных со старшими боролся с последствиями демонических козней. Для того, чтобы стать непревзойдённым талантом этого мира, ему, в свои восемнадцать, оставалось добиться бессмертия.
Но пока что Чжуаньцзэ оставался простым просветлённым, остановившемся на третьей ступени своего совершенствования. И, ко всему прочему, в школе Чуньцзе он был такой не один.
Цюй Сяолинь, ранее приглашённая ученица из Каймин и впоследствии оставшаяся на горе Лаошань, ничем не уступала Чжуаньцзэ. Причём окружающих она сражала не только своей впечатляющей мощью, но также и удивительной красотой.
Касалось ли дело учёбы или количества спасённых людей, оба не привыкли проигрывать, а потому очень быстро стали врагами. На протяжении нескольких лет они упорно трудились лишь для того, чтобы опередить своего оппонента. Но в конечном итоге вражда, заставившая их развиваться быстрее, чем кто бы то ни было, как очень часто бывает, переросла в нечто большее.
— Я осознал, что люблю её, совершенно случайно, — тепло улыбнулся старый наставник. — Дело было на Цисицзе. Сяолинь вместе с другими соучениками отправилась на праздник в Чэнсянь. Я же вместе с наставником и несколькими учителями остался на горе Лаошань, чтобы в случае нападения демонов защитить нашу школу. Дел, как и всегда, было много, но в тот день мои мысли постоянно возвращались к ней. Пускай Сяолинь и была первой красавицей, сердце её несмотря ни на что оставалось холодным. Всех, кто на него претендовал, она отвергала, причём весьма изощрённо. Бросала вызов и обещала выйти замуж исключительно в том случае, если потенциальный жених сможет её победить. Исход, как вы понимаете, был для всех одинаковый, так как в Чуньцзе почти не уделяют внимания техникам боя. Боевые искусства практиковали одни мы с ней. Так вот, парни проигрывали, а затем она их подвешивала вверх ногами к ветвям плодовых деревьев. Однажды она даже показала мне «сад женихов»: на деревьях болталось около десяти человек, и многие из них были приглашёнными учениками из других школ.
— Я уже восхищаюсь, — ударив ладонью по столу, хохотнула Лу Цайхуа.
— Потрясающая женщина! Наставник, почему Вы о ней никогда не рассказывали?
— Сейчас рассказывает. Помолчи и слушай дальше, — осадила Юньчжи и недовольно сверкнула глазами.
— Пока она оставалась в Чуньцзе, я был спокоен, — тихо посмеиваясь, продолжил пожилой просветлённый. — Все желающие удачу испытали и повторять свой позор не хотели. Но в Чэнсянь, где на празднике должна была собраться большая часть юных просветлённых, обязательно нашлись бы те, кого победить ей было б не под силу. Именно в тот момент, когда я представил, что потеряю её, ко мне и пришло осознание собственных чувств.
В ночь Цисизце Сяолинь неожиданно вернулась на Лаошань и без стука ворвалась к Чжуаньцзэ в комнату. В ответ на немой вопрос юноши, в высшей степени ошарашенного и ожидавшего объяснений, просветлённая уверенно направила на него остриё меча и заявила:
— Сегодня праздник влюблённых. На Тайшань собралось много парней, но у меня нет настроения с ними сражаться. Зато твой вызов я охотно приму. И только попробуй не победить меня.
Сяолинь вовсе не переоценила свою красоту. По рассказам старших соучениц она знала, что на ежегодном праздновании Цисицзе многие просветлённые ищут себе спутников на тропе совершенствования. Раньше в ночь Цисицзе Цюй Сяолинь оставалась в Чуньцзе, однако на этот раз её наставница решила развлечься, и девушке не оставалось ничего, кроме как последовать за ней.
Её появление в школе Чэнсянь однозначно бы привлекло внимание молодых людей. Обыкновенная просьба не приставать к ней, как Сяолинь поняла ещё в ранней юности, не помогала отбиться от навязчивых поклонников. А сражаться с ними всю ночь не входило в её планы. Тем более, любой парень из Ли мог победить её с двух-трёх ударов.
Цюй Сяолинь была чуть ли не паталогически честной и, к тому же, всегда держала своё слово. Именно поэтому, чтобы не становиться заложницей собственных правил, она решила раз и навсегда разобраться с проблемой. Без разрешения наставницы девушка покинула гору Тайшань и в полночь прилетела в школу Чуньцзе.
Поединок двух просветлённых длился почти до рассвета. Пусть Сяолинь и была согласна проиграть Чжуаньцзэ, поддаваться ему она не собиралась. Они сражались на равных, напоминая собою две тени одного человека. Точность и скорость движений, боевые техники и даже их хитрые манёвры были похожи, как две капли воды.
Единственным преимуществом юноши оказалась выносливость. Но стоило ему нанести уставшей Сяолинь свой победный удар, как и он сам свалился на землю без сил.
В ту праздничную ночь оба вдруг поняли, что их погоня за идеалом бессмысленна. Сяолинь и Чжуаньцзэ сильно устали от такой жизни, а открыв в ней новое чувство, без раздумий решили себя посвятить только ему.
Близился выпускной экзамен, сдав который ученики школы Чуньцзе были вольны делать всё, что им вздумается. Договорившись покинуть после него Лаошань и жить вместе до конца своих дней в какой-нибудь глухой деревеньке, Цюй Сяолинь и Лао Чжуаньцзэ впервые ощутили себя по-настоящему счастливыми.
— Вместо того, чтобы готовиться к испытанию, мы наслаждались обществом друг друга. Вместе готовили, читали глупые книжки и устраивали ночные побеги к берегу моря. Это было лучшее время.
Лао Чжуаньцзэ залпом допил оставшийся чай и усмехнулся.
— Никто из нас даже не думал, что счастье продлится недолго, а моё имя окажется настолько пророческим.