Несмотря на то, что Антонин уже давно ушёл в изучении волшебства и ему не двадцать лет, чтобы равняться по силе с юным магом, поединок выглядел вполне сбалансированно, как вдруг до Тома дошла истина — сука, он поддавался!
Кажется, они готовы были вечность варьировать по лезвию ножа, вычерчивая замысловатые узоры в воздухе, сменяя их на короткие взмахи, пока Том не почувствовал, как Гермиона метается в нетерпении. Что-то невероятно мощное настигло его со спины, и белоснежная вспышка сама собой вырвалась из палочки, на мгновение ослепляя всех рядом находящихся волшебников.
Тёмный силуэт Антонина стал проясняться в быстро меркнущем свете — он замер, не сводя взгляд с замерцавших белизной зрачков, и отступил назад, переводя дыхание и машинально поправляя выбившуюся из-под рукава мантии белую манжету.
— Мерлин, вот это я понимаю дуэль… — послышался где-то в стороне восхищённый голос.
Том покосился в сторону и увидел две рыжих макушки братьев-близнецов, стоящих поодаль от развалин и возбуждённо наблюдающих за сражением, и ещё одного рыжего, который добивал Пожирателя смерти, о чём-то с озорством препираясь с братьями.
Том обратно перевёл взгляд на Антонина, и ему показалось, что тот сейчас уйдёт, как вдруг Долохов молниеносно швырнул заклятье в угловой выступ стены, и раздался громогласный взрыв. Стены заходили ходуном, в ушах засвистело от ударной волны, а спустя миг Том ощутил, как его подбросило в воздух и швырнуло на камни, засыпав сверху щебенкой. Он только и успел сжаться и закрыть голову руками, как ощутил под собой что-то твёрдое. Голоса и крики смешались в одну мелодию с оглушительно трескающимися разрядами тока — он резко распахнул веки, подорвался с пола и принялся искать глазами Гермиону.
Она одновременно с ним подскочила на ноги, находясь в паре метров, и начала всматриваться в другой конец площадки, где на полу мелькали три рыжих макушки. Кругом воцарилась неестественная тишина, в которой слишком отчаянно прозвучал голос:
— Фред? Фред! НЕТ! ФРЕД!
Следом послышался приглушённый громкий стон, и один из них начал трясти брата, но тот не шелохнулся. Том быстро подошёл к Гермионе, схватил её за руку и заставил выйти из оцепенения, потащив за собой. Сначала она по инерции следовала за ним и только потом, очнувшись и замерцав глазами, живее стала отдаляться от разыгравшейся трагедии.
— Перси! Надо уходить! — послышалось сзади.
Её чувства застревали комом в горле, сдавливая внутренности так сильно, что импульсы тепла невольно выскальзывали из него и через касание ладоней устремлялись к ней, дабы заглушить крик, застывший в глотке, и боль, разрывающую на части, которую она едва пыталась преодолеть, но даже вмешательства магии было мало, слишком мало. Её силы не хватало как никогда.
Она не была готова столкнуться с подобным.
Они оба не ожидали, что выйдет всё настолько опасно и смертельно, как сейчас.
Раздался ещё один взрыв где-то совсем рядом. На несколько секунд пригнувшись, а затем проскочив через развалины, Гермиона осмотрелась по сторонам и вдруг резко замерла, из-за чего их ладони разъединились. Том остановился, обернулся, отчётливо прислушиваясь к отдалённому звуку бойни, и посмотрел на груду камней, между которыми лежал Рон, подрагивающими пальцами пытаясь дотянуться до волшебной палочки, которая валялась на полу у ног оцепеневшей Гермионы.
Она внимательно всматривалась в его стеклянные и ничего не понимающие глаза — казалось, он плохо понимал, что вообще случилось полминуты назад. Из его рта текла струя крови, устремляясь к подбородку, а пальцы конвульсивно тянулись вперёд, чтобы взяться за единственный предмет, в котором, казалось, он видел спасение.
— Гермиона, — ровным голосом окликнул её Том и сильно сжал зубы, переводя взгляд с неё на Уизли и обратно.
Та замешкалась, продолжая смотреть на Рона.
— Гермиона, — окликнул он ещё раз, чувствуя, как от напряжения внутри натянулась тонкая струна, готовая лопнуть.
Секунды замедлили свой бег. Пока она что-то соображала, Том успел подумать, что ошибся в её полной приверженности к нему, различая в глубинах её чувств сострадание и невосполнимую боль, ядом проникающую в каждый лейкоцит крови. Неужели ему не удалось искоренить её привязанности и жалость? Неужели он не до конца расправился с её колебаниями, выворачивая её сущность наизнанку на протяжении года? Неужели он сделал для этого так мало, что она была вот-вот готова броситься к Уизли и помочь ему?
Вдруг внутри неё что-то оборвалось, и по ощущениям было похоже на появившуюся рану в груди, которая стремительно увеличивалась в своих размерах, образуя чёрную пропасть, откуда со дна стала вырываться неясная, но очень мощная тень. Под её давлением Гермиона отшатнулась, сузив глаза, пнула волшебную палочку Рону в ладонь и, развернувшись, побежала к Тому со слезами на глазах. Он быстро обнял её, на мгновение крепко прижимая к себе и нашёптывая в ухо что-то бессмысленное и глупое, затем отпустил и потащил вперёд.
Он снова не ошибся.
Чужая незнакомая ранее чернь расползалась по её нутру, напором выбивая слабость, невероятно резко проникая в каждое нервное волокно, притупляя настигшую до этого горечь от потерь и омрачая душу так, что в сердце заиграла бесконтрольная жестокость и бездыханная пустота — она зажимала её в тиски и выдавливала глубоко засевшую в душе желчь, которая наконец-то смогла найти себе выход. Том ощутил, как его пробило током, оживляя в груди неконтролируемое воодушевление, величие и мощь в таком масштабе, в котором в жизни не приходилось чувствовать. Магия задрожала, едва не выскальзывая за его естество, и как будто бы прикоснулась к той части, которой так тоскливо всё время не хватало — она наконец-то вырвалась! Она устремилась в кровожадном потоке, переплетаясь спиралью и устремляясь куда-то ввысь, воссоздавая чувство целостности и единства — Том почувствовал, как Гермиона впустила его в себя окончательно и бесповоротно, пропуская внутрь его естество, становясь не подобием, а как будто бы им.
Его ладонь крепко сжала её, и оба без слов упорхнули вниз по лестнице, приближаясь к вестибюлю замка.
Там, внизу, послышался противный звонкий смех, который Том способен узнать из тысячи. Спустя несколько мгновений его взору представилась Беллатриса Лестрейндж, искусно кружащаяся в дуэли против двоих волшебников, в одном из которых он узнал Нимфадору Тонкс. Преодолев последние ступеньки и перепрыгнув через мёртвые тела, Том выпустил ладонь Гермионы, мягко оттолкнув её к стене, словно предупреждая не вмешиваться. Передёрнув желваками, ощущая за спиной невыразимую поддержку волшебства и желание отомстить, он в одно мгновение выставил палочку на Беллатрису и с одержимой упорностью устремился к ней размеренными шагами, осыпая десятками заклинаний. Та заметила его, замерев на секунду, словно прервав бдительность в поединке, показала насмешливую улыбку и резко обернулась на другого волшебника, бросив в него убивающее проклятье.
Тонкс нечеловеческим голосом пронзительно выкрикнула:
— РЕМУС!
А волшебник уже упал навзничь под оглушительно высокий дразнящий смех Лестрейндж.
Том посмотрел на оцепеневшую Нимфадору, глаза которой настолько расширились от ужаса и неверия, что казалось сейчас вылезут из орбит. Затем он вернул взор на Беллатрису и решительно продолжил натиск, осыпая непростительными, пропитываясь ещё большей силой и желанием прикончить эту суку. В глазах так невероятно зажгло, что, казалось, зрачками можно было прожечь любого, а белоснежный свет стал настолько ослепительным, что он видел его в отражении глаз кривляющейся Беллатрисы. Однако спустя некоторое время ей стало не до смеха — она попятилась назад и, не решаясь отступать дальше, принялась трансгрессировать, чтобы застать Тома врасплох.
Неожиданно изумрудная вспышка полыхнула в сторону Гермионы, но та успела отскочить, прокатиться по грязному полу и забежать за камень. Беллатриса снова рассмеялась, как вдруг поняла, что с другой стороны её начинает поджимать обезумевшая в порывах мести Тонкс, бросая убивающее заклятие. Та мгновенно трансгрессировала на ступеньки и принялась дразнить обоих волшебников, ловко ускользая от проклятий, словно пребывая в каком-то танце, который знала с точностью наизусть.