Рошаль отдает приказ и ждет сигнала. По другую сторону, там, где «противник», видны вспышки выстрелов.
Мосс сидит на корточках в окопе рядом с Цвайкантом. Солнце светит им прямо в лицо. Они перешептываются.
Рошаль, находящийся метрах в двух от них, в стрелковой ячейке, одергивает солдат:
— Тихо, вы!
Но Мосс все-таки успевает шепнуть Цвайканту:
— Я хотел сказать тебе, Светильник, что через две недели состоится наше обручение. В субботу мы отметим его с семьей невесты, а в воскресенье — с ребятами нашего подразделения. Тебя я приглашаю первым, потому что ты ужасно симпатичный парень.
— Спасибо, Уве. Я приду при одном условии: ты в свою очередь должен присутствовать на моем обручении, если мне вдруг придет в голову идея жениться. Увиливать не пытайся, я все равно сумею тебя отыскать…
Пять зеленых ракет! Рошаль отдает команду «Вперед!» и рывком выбрасывает свое тело из ячейки. Бросок за броском — солдаты атакуют стремительно, часто их действия упреждают очередную команду. Согнувшись, преодолевают они открытые участки, ведут огонь с ходу, ползут по-пластунски, используя для укрытия каждый ствол дерева, бросают учебные гранаты, спрыгивают в окопы «противника» и… мечтают хотя бы о минутной передышке. Но тщетно!
— Отделение Рошаля, на сдачу санитарных норм!
«Вот черт! — ругается мысленно сержант. — Из каждого взвода назначают по отделению, и надо же такому случиться, чтобы именно мы попали в их число!» А вслух командует:
— Отделение, за мной!
Простая перевязка, наложение шин, фиксация тела, вынос раненых с поля боя под обстрелом «противника». Все трудятся с полной отдачей, только Цвайкант беспомощно оглядывается по сторонам.
— Что случилось? — спрашивает его посредник. — Вы не знаете, как зафиксировать тело товарища в положении на боку?
Все смотрят на Философа, а тот смущенно заявляет:
— В данном случае я вынужден просить прощения, потому что этого не учил. Когда мы это проходили, я как раз лежал в постели с ангиной.
Рошаль просто немеет от возмущения. Именно оказание первой помощи они не повторили при подготовке к учениям, а Цвайкант и словом не обмолвился, что у него пробел.
Посредник поднимает вопросительный взгляд на сержанта: тот принимает упрек, вытягивается по стойке «смирно» и докладывает:
— Моя оплошность, товарищ майор. Завтра же солдат будет обучен.
— Это в его же собственных интересах. А за упражнение отделение получило бы «отлично», если бы не…
«Да, если бы не…» — думает Рошаль.
После обеда запланировано отрытие окопов. Стиснув зубы, солдаты вгрызаются лопатами в твердую как камень землю, перерубают и выбрасывают толстые корни. Уже через полчаса руки у них горят, а на ладонях появляются волдыри. Впрочем, это нормально. Ненормально другое — некоторые забывают при этом наблюдать за «противником» и донесения о его передвижениях становятся крайне скудными. Когда же после химического нападения отдается приказ о частичной дегазации, выясняется, что во флягах почти не осталось воды.
— Вы с ума сошли! — цедит сквозь зубы Рошаль. — Знали же, что произойдет дальше!
— Да все эта проклятая жара виновата! — ругается Мосс. — Мы думали, что где-нибудь по дороге вода попадется…
Рошаль в сердцах отворачивает колпачок своей фляжки.
— Вы думали… — ворчит он. — Возьмите мою воду, да смотрите, чтобы никто не заметил!
У Райфа тоже осталось полфляги. Теперь воды как раз хватает, чтобы протереть кожу всем.
А еще раз кризисная ситуация возникает вечером, когда вести отделение дальше должен Вагнер. Команды его правильны, но несколько запаздывают, и, когда «противнику» удается осуществить прорыв на стыке с соседним взводом, Вагнер забывает доложить об обстановке. И все-таки общими результатами, показанными отделением, присутствующие посредники довольны. К тому же принимается во внимание, что Вагнер солдат первого полугодия службы, что он не растерялся и даже в сложной обстановке сохранил присутствие духа.
На землю приходят сумерки. Солдаты отдыхают и принимают пищу — чай, хлеб, консервированную колбасу. Это первый прием пищи после раннего завтрака, и конечно, все проголодались, но едят не спеша, потому что слишком устали за день.
Цвайкант разглядывает изодранную кожу на руках и произносит:
— Теория, мой друг, мертва… Но и через это надо пройти. Я хотел бы извиниться за испорченную мной оценку по санитарной подготовке.
— Ты сказал — испорченную? — удивленно вопрошает Мосс.
— Конечно!
— Ой, держите меня, сейчас упаду! Нет, вы слышали? Наконец-то уста Светильника изрекли разумные слова.