- Расскажи, Тима!
Она придвинулась совсем близко и заглянула ему в глаза.
- Мне нечего рассказывать, - сказал он.
Наступила томительная пауза. Алена подняла с земли спаренную сосновую иголку, расщепила, положила на ладонь и дунула: две сухие иголки разлетелись в разные стороны. Сорока с интересом наблюдал за этими манипуляциями.
- Ты - туда, - сказала Алена, со значением взглянув на него. - А я - в другую сторону.
- Так оно, наверное, будет лучше.
- Хотела бы я знать: действительно ты так думаешь или притворяешься?
- Посмотри, какие облака, - задрал Сорока вверх голову. - Быть завтра на заливе шторму... - Он машинально сжал кулак и подул на вспухшие костяшки пальцев.
- Что с рукой? - поинтересовалась она.
- Рука? Ах это... чепуха! На тренировке.
- На какой тренировке?
- Ну это... - запнулся Сорока. - На обыкновенной.
- А врать-то ты, Тима, не умеешь, - сказала Алена. - Я все видела... Это они поколебали в тебе веру в себя?
- Может быть, и они, - вздохнул он и вдруг взорвался: - Я не толстовец и не могу, когда бьют по одной щеке, подставлять другую!
- По-моему, они до тебя и дотронуться-то не успели, - скрывая улыбку, заметила девушка. - Да, а кто это такой высокий со светлыми волосами? Ну, модный такой...
- Понравился?
- Я его даже толком не разглядела... - рассмеялась Алена.
- Я еще сам не знаю, кто он такой, - сказал Сорока.
- Он из них самый симпатичный...
- Девушки от него без ума... - усмехнулся Сорока.
- Надо же, - сказала Алена.
Сорока стоял на берегу и смотрел на залив. За его спиной шумели кряжистые береговые сосны. Ветер дул с Балтийского моря, и небольшие стального цвета волны одна за другой не спеша накатывались на песчаный пляж. Влажный потемневший песок шипел, на нем возникали и лопались маленькие прозрачные пузырьки. Выше, на берегу, разлеглись огромные серые камни-валуны. Закругленные, облизанные волнами бока лоснились. Верхняя часть валунов растрескалась, кое-где из расщелин сиротливо торчали блеклые пучки травы. На заливе виднелось несколько лодок. Они качались вверх-вниз. Там, дальше, на плесе, волна была больше.
По самой кромке песчаной косы вперевалку, что-то высматривая, бродили вороны. Стоило шипящей волне приблизиться, птицы подпрыгивали, на миг взмывали в воздух - и снова опускались на песок.
Редкие чайки, пролетая над ним, поворачивали белые точеные головы с грубыми серыми клювами и резко вскрикивали. Вороны, не обращая на них внимания, с сосредоточенным видом ковыляли дальше.
К берегу приближалась лодка с двумя рыбаками. Один взмахивал веслами, второй с удочками сидел на корме.
Ветер белым пузырем вздул на его спине рубашку. Который с удочками, помахал Сороке рукой и что-то крикнул, но ветер отнес слова в сторону. Вороны, заметив лодку, забеспокоились, запрыгали прочь, а потом взлетели.
Нос узкой деревянной лодки с тихим шорохом зарылся в песок, Сорока помог ее вытащить подальше на берег.
- Как рыбалка? - поинтересовался он.
Владислав Иванович и Сережа переглянулись. И вид у обоих при этом был таинственный.
- Ты не поверишь, мы на блесну зацепили... акулу, - стал рассказывать Сережа. - Я как увидел ее, чуть за борт не свалился...
- Ну и где же она, ваша акула?
- Оборвала блесну - и тю-тю!
- Кто-то действительно большим схватил блесну, - проговорил Владислав Иванович, закуривая.
- Я сам где-то читал, что однажды кит заплыл в Неву, - сказал Сережа. - И акула могла сюда приплыть...
- Приплыть - вряд ли, - вступил в разговор Владислав Иванович. - А вот прилететь - да.
- Откуда прилететь? - растерялся Сережа.
- Из космоса, - подсказал Сорока.
Сережа нагнулся к лодке и, взяв составную бамбуковую удочку, стал разбирать ее. Лицо у него было обиженное. За три года, что Сорока его не видел, Сережа вытянулся, давно перегнал в росте свою сестру. Волосы потемнели, лицо узкое, глазастое. Чем-то он походил на своего отца, а вот чем именно - было трудно определить.
- Хорошо, это была не акула, - помолчав, сказал Сережа. - Но тогда кто?
- Может быть, огромный судак? - сказал отец.
- Или крокодил? - с кислой улыбкой проговорил Сережа. - Хватит об акуле. Я знал, что мне все равно никто не поверит... - Он бросил на отца красноречивый взгляд. - Даже ты!
- Не верь чужим речам, а верь своим глазам, - сказал Владислав Иванович.
- Где Алена? - спросил Сережа.
- Думаешь, она поверит в акулу? - улыбнулся Сорока.
- Она, - с ударением произнес Сережа, - она поверит.
Владислав Иванович опрокинул лодку днищем вверх и примкнул ее цепью к ржавой железной трубе, вбитой в землю. Таких перевернутых лодок много лежало на берегу. Неподалеку возвышался гигантский, во многих местах проржавевший поплавок, очевидно, в шторм выброшенный на берег. К таким поплавкам в порту привязываются буксиры. Он стоял, наклонившись в сторону залива. На когда-то выкрашенном суриком боку железной посудины свежей белой краской было размашисто выведено: "Алена, я буду тебя ждать по субботам и воскресеньям с 20 до 21 часа!" Подписи не было.
- Кто это, интересно, намалевал? - кивнул на бак Сережа.
На этот риторический вопрос никто ему не ответил. Бак вышвырнуло на берег ранней весной, когда только что прошел лед, а вот белая надпись появилась совсем недавно. Еще в прошлое воскресенье ее не было.
- Где он, интересно, ждет ее? - обвел пустынный берег глазами Сережа. - В баке, что ли, спрятался?
Он подошел к поплавку и постучал носком резинового сапога. Посудина басисто загудела.
- Надо бы стереть, - заметил Сергей.
- Ты думаешь, это нашей Аленке написали? - спросил отец.
- Кому же еще?
- Мало Аленок на свете.
- Нашей, - уверенно сказал Сережа. - Она хитрая и никому не говорит, где наша дача.
Сережа заканчивает в этом году девятый класс. Ростом он догоняет отца. Впрочем, у них в классе почти все мальчишки высокие, да и девчонки не подкачали, одна выше другой.
Летом Сереже в Комарове скучно. Слоняясь вокруг дачи, он вспоминает старый дом на берегу, Каменный остров, Островитинское озеро... Как ему хочется туда! Третий год они собираются повторить свое путешествие пешком, но в самый последний момент что-нибудь да помешает: то экзамены у Аленки на аттестат зрелости и поступление в институт, то заграничная поездка отца, то решили подождать, когда Сорока вернется из армии. Сорока в прошлом году осенью вернулся.
Может быть, в этом году получится?.. Сорока и Гарик железно договорились, что в июне-июле поедут в Островнтино. У них и отпуска запланированы на это время. Отец пообещал и Сережу отпустить с ними. Вроде бы Алена тоже собирается. Даже купила десяток банок тушенки. Сказала, что для Островитина. Наверное, их дом еще больше обветшал, крыша совсем прохудилась. Правда, Сорока говорил, что ребята с острова будут приглядывать за домом. Но Сорока сам уже давно в тех краях не был, и неизвестно еще, сохранилась ли на острове мальчишеская республика...
Владислав Иванович взвалил на плечо весла и зашагал к шоссе. Ноги его оставляли в песке глубокие рыхлые следы. Сережа и Сорока немного приотстали. В руках у Сережи спиннинг, удочки, подсачок. Сетка пустая: ни одной рыбины! Мелочь они ловить не захотели, а крупная...
Сорока выше Сережиного отца. Какой же рост у Сороки? Кстати, теперь его Сорокой редко зовут - больше Тимофеем. Так и в паспорте записано: Тимофей Иванович Сорокин. Он все-таки настоял, чтобы его имя было Тимофей. В память о том лейтенанте, который его спас... Только давние друзья по-прежнему называют его Сорокой. Впрочем, он не обижается. Да и чего ему обижаться, если всю жизнь звали Сорокой?..
Сережа поравнялся с Сорокой и на глаз прикинул, насколько тот выше его. Почти на голову. Сережа знает свой рост: метр семьдесят один. Недавно в школе мерили.
Гарик теперь тоже живет в Ленинграде. Он приехал поступать в Кораблестроительный институт, но не прошел по конкурсу. Одного балла не хватило. Гарик не захотел уезжать из Ленинграда и поступил на Кировский завод учеником токаря. Теперь-то он уже давно токарем работает. У него четвертый разряд. Хвастался, что получает около двухсот рублей в месяц. Вечерами ходит на подготовительные курсы в институт. Свою мечту стать кораблестроителем не оставил. А вот он, Сережа, после школы поступит в Высшее мореходное училище. Пусть Гарик строит для него корабли, а он, Сережа, будет плавать на них. Сначала штурманом, а потом - капитаном...