Трагедия атомной подводной лодки «Курск» потрясла всю Россию. В Чечне даже по официальным данным каждые два месяца погибало столько же русских, сколько их было на «Курске», и никого это не ужасало. А сколько гибло чеченцев, об этом не знал никто.
Среди сообщений о взрывах радиоуправляемых фугасов, нападениях на российские автоколонны и бесконечных зачистках особенно болезненно Асланбек воспринимал замелькавшие в последнее время на сайте «Кавказ-Центр» в Интернете известия о казнях чеченцев, сотрудничавших с федеральными властями:
«Борцы за свободу Ичкерии привели в исполнение приговор Шариатского суда в отношении главы оккупационной администрации села Гехи. Он был убит в собственном доме вместе с российским офицером, который был в гостях у национал-предателя…»
«В течение последних двух суток но приговору Шариатского суда было казнено пять национал-предателей…»
Как и все, кто успел пожить в советские времена, Асланбек Русланов хорошо умел читать между строк. Появление термина «национал-предатели» рассказало ему о ситуации в Чечне больше, чем могли бы рассказать аналитические обзоры. Это было невольным и очень красноречивым свидетельством того, что борцы за независимость Ичкерии теряют поддержку в Чечне. Люди устали от войны, они уже ни во что не верят. Казни «национал-предателей» были отчаянной попыткой отвратить чеченцев от сотрудничества с пророссийской администрацией.
В недрах войны за независимость прорастали ядовитые зерна гражданской войны. Это и было для Асланбека самым болезненным. Страшно было даже представить, какая резня начнется, если победу одержат сепаратисты. Слабым и очень двусмысленным утешением было лишь то, что победу они не одержат, хоть и объявили командиром всех моджахедов не кого-нибудь, а самого Мухаммада Ибн Абдуллаха, пророка великого Аллаха.
Асланбек Русланов не был верующим человеком. Как и для большинства образованных людей, образ Всевышнего ассоциировался в его сознании с понятиями совести и надежды. И потому в особенную ярость его приводило насильственное внедрение в быт чеченцев ислама самого агрессивного, ваххабитского толка. И чем хуже шли дела у боевиков, тем чаще поминали они имя Аллаха. Слушая выступления по радио и читая заявления на интернет-сайте «Кавказ-Центр» Басаева, Хаттаба и других амиров «Высшего военного Маджлисуль Шура», как называли себя полевые командиры, можно было подумать, что это говорят не бывшие партийные функционеры и исполкомовские чиновники, а как минимум докторанты Исламского университета в Медине.
Ислам, его суннитская ветвь, начал проникать в Чечню из Дагестана и лишь к началу девятнадцатого века стал господствующей религией. Старые люди находили в нем утешение от тяжелых житейских невзгод, для более молодых, родившихся и выросших при советской власти, это была всего лишь форма. Так положено. Раньше было положено ходить на демонстрации, теперь положено ходить в мечеть и совершать намаз.
И во все времена начальственные установления не обсуждались. Это русские ночами до хрипоты спорили на кухнях, пытаясь уличить власть предержащих в неправильном понимании марксизма. В Чечне об этом не спорили никогда. Есть дождь. Есть снег. О чем тут спорить? На все воля Аллаха. В этом смысле чеченцы были истинными мусульманами.
Но уже во времена Дудаева религия стала активно превращаться в политику. Поначалу Асланбек воспринимал это с иронией. Все попытки использовать ислам как инструмент политический казались ему такими же искусственными и натужными, как семидесятилетнее насаждение коммунистической идеологии. Вид президента Ельцина, стоящего в храме Христа Спасителя со свечкой в руке в окружении других ишаков, бывших партийных бонз, представлялся Асланбеку таким же нелепым и фальшивым, как и обращенные к небесам задницы воинов ислама на стадионе в Грозном во время военного парада.
Но он недооценил идеологов чеченского сепаратизма. Они недаром заканчивали Высшие партийные школы и Академии общественных наук. А там хорошо учили работать с массами.
Любая война выплескивает на поверхность всю грязь, самые низменные национальные традиции. Идеалом чеченцев никогда не был пастух, хлебопашец или купец. Воспевался абрек. Война возвращала чеченцев в первобытное состояние. В Чечне подрастало целое поколение, которое не знало ничего, кроме войны, кроме ненависти к русским, которое мечтало лишь об автомате Калашникова. Вот тут и сгодился ислам. Идеи шейха Мухаммеда ибн аль-Ваххаба находили отклик в душах чеченских юношей, потому что оправдывали их стремление убивать. А большего от них и не требовалось.