— И правильно сделали, что зашли! — с улыбкой воскликнул мистер Элингтон. — Время еще детское. Мы хотели устроить небольшой концерт. Как дела, Фред?
— Ох мы и задали им жару сегодня, Джон! — ответил мистер Нотт. — По крайней мере я задал. Даже испугался, что старика Тапворта хватит удар, так он потрясал кулачищем. Я ему: «Послушайте, полковник, здесь вам не народное ополчение. Не размахивайте руками. Напрягите лучше извилины, если они у вас есть». Наживаются на бедных школьниках, сволочи! Ну ничего, мы это исправим.
— Рад за вас! — вскричал мистер Элингтон. Джоан и еще несколько человек поддержали его подобными репликами.
— Нет, мы не голодны, спасибо, голубка, — сказал Нотт одной из сестер, предложившей ему закусить. — По дороге поели.
— Знаете, что он учудил? — улыбнулась миссис Нотт, и на ее щеках появились очаровательные ямочки. — Купил рыбу с картошкой и ел из бумажного пакета прямо на улице! Нет, Фред, все-таки ты невыносим.
Она посмотрела на него восторженным взглядом преданной и любящей жены, которая, однако, не в состоянии управлять напористым нравом мужа, остающимся для нее загадочной и непостижимой силой.
— Кажется, тебе эта еда тоже пришлась по вкусу, — парировал Нотт, чем вызвал взрыв хохота у окружающих и заставил миссис Нотт покраснеть.
— Раз уж ты все равно опозорил нас обоих, я решила, что голодать мне незачем.
— Конечно, незачем, Сьюзи! — вставил Джок Барнистон. — И этот раунд она выиграла, Фред. А теперь расскажи, что случилось на сегодняшнем заседании Совета.
— Мы своего добьемся, — проговорил Нотт, раскуривая маленькую пузатую трубку, похожую на него самого. — Либералы, понятное дело, уже изменили свое мнение. Полковник Тапворт, глупый старик Брогтон и вся их шайка-лейка, как обычно, рвали и метали. Мол, мы снимаем с родителей всякую ответственность — да еще за счет налогоплательщиков. Словом, все как всегда. Один торговец занимается оптовой торговлей бакалеей, и фирма ему досталась от отца, сам он палец о палец не ударил, но без конца твердит про предприимчивость, — в общем, он считает, что мы помешаем детям развивать инициативность. «Ну-ну, — говорю. — Допустим, мы будем кормить голодных детей булочками с молоком и тушеным мясом с рисовым пудингом. Так что именно, булочки или мясо, отобьет у них инициативность? Если б я голодал в школе, мне бы и то и другое только прибавило инициативности». А он: «Да я не про детей говорю!» Тут я его и подловил: «Вот именно, что тебе до детей никакого дела нет. А нам есть. Походи сперва на уроки с прилипшим к спине животом…»
— Фред! — воскликнула его жена. — Ты безнадежен. Помолчи немного и дай другим вставить словечко.
— Да уж, — сказал Нотт, подмигнув мне (просто потому что я стоял ближе). — Я за день уже наговорился. А что там с музыкой?
— Вот они, ноты! — воскликнул Оливер, входя в гостиную с охапкой нот. — Хочу послушать эти песни.
— А если мы не хотим? — спросил его отец.
— Да вы же говорили, что хотите! Причем все! — негодующе ответил Оливер.
— Хотим, хотим, — с улыбкой произнесла миссис Элингтон. Она явно питала к сыну особые чувства. Оливер улыбнулся ей в ответ, и я заметил за его шумным поведением и клоунадой тонкий шарм, от которого миссис Элингтон наверняка была без ума.
— У двух песен из трех, — прокричал Оливер сестрам, — трио в аккомпанементе! Все ноты у меня есть. Лучше оставь это дело дамам, пап. Ну, девчата, поехали!
— Вот и славно, а мы сядем и помолчим немного! — взревел советник Нотт и тут же уселся на пол, а я пристроился рядом. — Разговоров я наслушался вдоволь, теперь хочется музыки. Я бы на твоем месте приглушил свет, Джон.
— Ты что это раскомандовался, Фред? — спросила его жена. — Кто в этом доме хозяин? Уж не ты ли?
— Он совершенно прав, — сказал мистер Элингтон и выключил светильник рядом с камином. — Он часто бывает прав, как ни жаль это признавать.
Пока Бриджит и Дороти Соули настраивали инструменты — скрипку и виолончель, — а Уилсон и Оливер раскладывали ноты, советник Нотт заново прикурил закопченную трубку, от которой ужасно воняло, и тихо обратился ко мне:
— Ты ведь работаешь на Джона в конторе «Хавеса и компании», так, малый? Кто-то мне про тебя рассказывал. Ну так знай, Джон — человек достойный. Я бы не сказал, что он боец — вовсе нет, и слишком уж смахивает на либерала, — однако таких людей еще поискать. Дело свое знает и не прогибается под рынок в отличие от некоторых. Умеет получать удовольствие от жизни. А мы большего и не хотим: главное, чтобы работящие люди могли наслаждаться жизнью, растить детей, встречаться с друзьями, смеяться и болтать, гулять по вересковым пустошам в выходные, читать хорошие книги, ходить в театр и слушать музыку. Джон с семьей так и живет — потому что им повезло. Да, мы только этого и просим: дать простым трудягам шанс жить точно так же, а не вкалывать круглыми сутками на фабриках, чтобы потом напиваться в баре. Немного ведь просим-то! Раньше у правящего класса куда больше просили, а взамен хотели делать куда меньше. Но попомни мои слова, малый: социализм грядет. Его уже не остановить, как бы тори ни пытались. Вот увидишь. Если они и дальше будут упираться рогом, им несдобровать. Теперь у них вариантов немного, малый. Запомни мои слова. «Да-да, именно так и говорил Фред Нотт», — скажешь потом. И вот еще что. Про меня болтают, что я злобный и дрянной человек, что я вечно против всего, что на уме у меня одни рабочие часы и зарплата. Так вот, это неправда. Я боец, и только. А сражаюсь я — и буду сражаться до последнего — за хорошую жизнь для хороших людей, особенно для несчастных работяг, которые сами ничего не смыслят и постоять за себя не могут. Пусть у них будет все, что есть у меня, пусть они так же наслаждаются жизнью — и даже больше! А если у Джона Элингтона можно послушать хорошую музыку, так я с удовольствием послушаю. И с радостью почитаю хорошие стихи, Шелли, Уитмена да Уильяма Морриса, и пусть они помогают мне бороться. Тебе я советую заняться тем же самым, малый, и как можно скорее.