— Когда это ты во время допросов русским языком пользовался? Братки, что ли, хорошо русский знают? Приди в себя, Зосимов. Возьми любую кассету с допросом, освежи память-то. Что ни слово, что ни фраза — ну прямо Пушкин, Толстой и этот… ну, как его? Какой-то еще был русский писатель…
— Да. — Леонид почесал голову. — Помню, был еще один.
На лицах обоих — и полковника, и лейтенанта — застыло мученическое выражение. В таком виде их и застал Василий.
— О-о, — обрадованно встретили его коллеги. — Русский писатель, но не Толстой и не Пушкин, — требовательно поприветствовал старшего оперуполномоченного Зайцев.
— Сколько букв? — уточнил Василий.
— Мы тут не кроссворд разгадываем, — строго заметил полковник. — Нам это нужно для дискуссии.
— А! — Василий кивнул. — Тогда — Достоевский.
— Достоевский — это следователь Генпрокуратуры. Редкая сволочь, между прочим, — опроверг Василия полковник.
В этот момент раздался телефонный звонок. Звонила, разумеется, Саша.
— Очень кстати, — обрадовался Василий. — Назови фамилию русского писателя, Пушкина и Толстого не предлагать.
— Достоевский, — уверенно сказала Саша.
— Нет, не годится, — вздохнул Василий, — Сергей Иванович говорит, что это не писатель, а следователь прокуратуры.
— Федор Михайлович? — изумилась Саня.
— Федор Михайлович? — Василий вопросительно посмотрел на полковника.
— Нет. Вадим Сергеевич. Трус и козел, — ответил тот.
— А что у вас там происходит? — поинтересовалась Саня. — Решили книжку почитать? Не советую начинать с Достоевского. Он, хотя и следователь, для вас сложноват будет. Возьмите «Дядю Степу» — это в самый раз. Во-первых, про мента, во-вторых, коротенькая, в-третьих…
— Ладно, мы поняли, — перебил ее Василий. — Отдыхай.
Но, положив трубку, все же спросил у полковника:
— А вам зачем, Сергей Иванович?
— А затем, что Леонид прикидывается, что он на допросах со злодеями по-русски разговаривает.
— Понятно, — кивнул Василий. — Ничего не понял.
Попытался объяснить Леонид:
— Да, братки по-русски не очень, зато я по-ихнему могу. А тут югославы…
— Ничего. Захочешь — поймешь. Тем более язык славянский, близкий, — подвел итог полковник. Василий же пожал плечами и решил не вдаваться в суть сложной дискуссии. А когда полковник вышел, Василий опять позвонил Сане:
— «Дядя Степа», говоришь? Это что — детектив? О героических буднях российского уголовного розыска?
Леонид, залившись нервным смехом, покрутил пальцем у виска, послал Василию воздушный поцелуй и отправился в дом номер 20 по Малому Тверскому переулку, где еще совсем недавно проживала чета Кузнецовых и, чем черт не шутит, может быть, еще когда-нибудь будет проживать. Леонида терзали серьезные сомнения относительно своих способностей с ходу освоить иностранный язык путем погружения в языковую среду, поэтому, для надежности, он заехал в «Книжный мир» и купил сербскохорватско-русский словарь, а для закрепления эффекта — мятных конфет «Рондо», которые, как известно, облегчают понимание.
Около дома номер 2 по Малому Тверскому переулку Леонид присел на заснеженную лавку и закурил. Во дворе было хорошо, и младший оперуполномоченный откровенно наслаждался пейзажем, оттягивая встречу с иностранцами. По всему чувствовалось, что программа «Маленькая Москва» не обошла своим вниманием простой дворик в центре столицы, где резвились исключительно простые дети «новых русских». Там и сям из снега торчали разноцветные горки, качели и беседки; под снегом, вероятно, прятались песочницы, а в скверике чинно прогуливались с палками в зубах собаки стоимостью в годовую зарплату Леонида каждая. Благодать!
Леонид курил, любовался и приобщался к красивой и правильной жизни. Понятно, что жить в таком доме он никогда не будет, и дети его никогда не будут гулять в этом дворе, и собак таких ему никогда не завести. Зато можно посидеть на лавочке вблизи от всего этого, как будто он здешний, свой, и пусть все думают, что он выгуливает здесь своего ребенка, возможно, вон того, в красной шапочке.