– Привет, Ахмед.
Риш не обернулся:
– Привет, Яков Хоснер.
– Мы победили, Риш.
Араб покачал головой:
– Не совсем. Хаммади в самолете. К тому же «конкорд» может затонуть. Уверен, что никакой мирной конференции уже не будет. И не забывай об убитых и раненых. Так что предлагаю ничью. Согласен?
Хоснер стиснул автомат:
– Брось оружие и медленно повернись, сукин сын. Руки на голову.
Риш сделал то, что от него требовали, и спокойно улыбнулся своему смертельному врагу:
– А ты ужасно выглядишь. Попить не хочешь? – Он указал взглядом на фляжку, висевшую у него на ремне.
– Заткни свой поганый рот.
Руки Хоснера дрожали, и мушка автомата все время дергалась. Он никак не мог решить, что делать дальше.
Риш снова улыбнулся:
– Знаешь, а ведь это ты во всем виноват. Да-да, именно ты. Ничего бы не случилось и не могло случиться, если бы не твоя полная некомпетентность. Ты даже представить себе не можешь, сколько раз я просыпался по ночам, представляя, что в эту вот самую минуту Яков Хоснер отдает приказ проверить свой «конкорд» от носа до хвоста. Легендарный гений службы безопасности «Эль-Аль». Как мы волновались, как беспокоились. А что в итоге? – Он рассмеялся. – Никто не сказал нам, что Яков Хоснер – миф, созданный и раздутый израильскими газетами. У настоящего, реального Якова Хоснера мозгов не больше, чем у верблюда. – Риш плюнул на землю. – Пусть ты останешься в живых, а я умру, но я ни за что не соглашусь поменяться с тобой местами. – Он усмехнулся.
Хоснер стер пыль с губ и бровей. Он понимал, что Риш пытается вывести его из себя, заставить спустить курок. Террорист хотел быстрой смерти.
– Ты закончил?
– Да. Я сказал тебе все, что хотел сказать. А теперь пристрели меня. Не тяни.
– Боюсь, у меня немного другие планы. – Хоснер заметил, как побледнел его противник. – Вы схватили генерала Добкина? А как насчет той девушки на посту? Они у вас? Ну же, Риш! Отвечай! Скажи правду и умрешь быстро и без мучений. Иначе…
Риш пожал плечами:
– Да, мы захватили их обоих. Последний раз, когда я их видел, они были живы. Но недавно мне сообщили, что ваши солдаты расстреляли гостиницу из пушки и перебили всех раненых. – Он еще раз пожал плечами. – Так что, может быть, живых там уже и не осталось.
– Штаб и медицинский пункт не размещают в одном месте, так что не корми меня этим дерьмом, – возразил Хоснер и, откашлявшись, сплюнул.
– Водички?
– Заткнись.
Конечно, разумнее всего взять Риша в плен, размышлял Хоснер. Это был бы крупнейший успех за последнее десятилетие. Риш мог бы дать ответы на вопросы, которые уже давно беспокоили израильские секретные службы. Но прежде ему хотелось получить ответы на те вопросы, которые мучили его самого.
– Кто дал тебе информацию о полете?
– Полковник Ричардсон.
Хоснер кивнул:
– А муж Мириам Бернштейн? Другие? Что с ними?
Риш улыбнулся:
– Думаю, это та информация, которую я унесу с собой в могилу.
Хоснер положил палец на спусковой крючок. Если он возьмет Риша живым, тот всю оставшуюся жизнь проведет за решеткой тюрьмы в Рамле. Пожизненное заключение – наказание куда более суровое, чем пуля в голову. Но на другом, примитивном уровне Хоснер руководствовался древним принципом «око за око». Ему было плевать на правосудие закона, Яков хотел видеть кровь врага. Кроме того, Риш являл собой неоспоримое зло, и даже колючая проволока не гарантировала, что когда-нибудь это зло не окажется снова на свободе. Пока Риш жив, он представляет собой опасность и угрозу.
– Мы ведь убили твою любовницу, да? Двойной удар, ведь она была к тому же и твоей сестрой?
В досье об этом говорилось весьма туманно, но Хоснер почти не сомневался, что попал в точку.
Риш не ответил, но оскалился так, что по спине у Хоснера пробежал холодок. Стоя на краю обрыва с разведенными в стороны руками, в пропыленной серой одежде, с лицом цвета мертвой земли и холодным, злым блеском в глазах, он вызывал ассоциацию с Пазузу, восточным ветром, вестником беды. Хоснер почувствовал, что дрожит от переполнявших его чувств и усталости. Он опустил дуло автомата и выстрелил.
Пуля раздробила коленную чашечку, и Риш упал на землю, взвыв от боли:
– Ты обещал быструю смерть!
Вид валяющегося в пыли врага, крови и раздробленных костей принес Хоснеру странное облегчение. Он почему-то боялся, что ни крови, ни этого жалобного воя не будет. Оказывается, Риш такой же, как все. И ему тоже бывает больно.
– Ты обещал!
– Разве мы когда-либо сдерживали данные друг другу обещания?
Хоснер выстрелил еще раз, в другую ногу.
Риш завыл, как дикий зверь. Лежа на земле, он колотил по ней кулаками и кусал губы, на которых уже появилась кровь:
– Ради Аллаха! Хоснер, ради Бога!
– Разве твои предки не были вавилонянами? Разве мои не были у них в плену? Разве не поэтому мы оказались здесь через столько веков? Разве не в этом была твоя цель?
Он выстрелил еще дважды, в правое запястье и правый локоть.
Риш зарылся лицом в песок:
– Сжалься, Хоснер! Пожалуйста!
– Сжалиться? Пожалеть тебя? Мы, семиты, никогда не жалели друг друга. Разве вы пожалели Моше Каплана? И, если уж на то пошло, разве он пожалел вас? Наши народы занимались взаимоистреблением со времен Потопа, а может быть, и раньше. Пространство между Тигром и Средиземным морем – самое большое кладбище на земле, и таким сделали его мы. Если мертвые восстанут в Судный день, то на всех просто не хватит места.
Он выпустил длинную очередь в левую руку Риша, и та повисла на ниточках сухожилий.
Араб потерял сознание. Хоснер подошел к нему, вставил новый магазин и выстрелил в последний раз, в затылок.
Он изо всей силы пнул безжизненное тело ногой, и оно, скатившись по склону, упало в Евфрат.
Глядя вниз, Хоснер заметил двух ашбалов, которые вели огонь по плывущему «конкорду». Он поднял автомат и краем глаза заметил пикирующий прямо на него «Ф-14». Наверное, если бы он отбросил оружие и поднял руки, пилот не стал бы стрелять. Хоснер заколебался, потом все же выпустил по ашбалам длинную очередь.
Тедди Ласков нажал кнопку и выпустил последнюю ракету.
Затвор сухо щелкнул: патроны кончились. На берегу никто уже не шевелился, и по лайнеру никто не стрелял. Через плечо он увидел несущуюся к нему ракету и уходящий к реке истребитель. Хоснер знал, что все его действия – не только в последние дни, но и в последние годы – вели к самоуничтожению. Бог – не благосклонный и великодушный, а злой и непрощающий – только и ждал, пока Хоснер вообразит, будто ему есть для чего жить, чтобы тут же выдернуть из-под него коврик. Он знал, что рано или поздно все будет именно так, а потому не испытывал ни печали, ни злости. Если ему и было чего-то или кого-то жаль, то лишь Мириам Бернштейн.
Последнее, что увидел Хоснер, был номер на хвосте «Ф-14» – 32. «Гавриил-32». Вспышка ослепительного света поглотила Якова Хоснера, а в сознании промелькнуло странное видение: Мириам, торжественная и серьезная, за обеденным столом в залитой теплым золотистым светом комнате.
Ласков оглянулся: вершина западного склона взорвалась оранжевым пламенем.
Салем Хаммади двигался очень быстро. Подойдя сзади к креслу, в котором сидел Берг, он схватил его за редкие седые волосы и оттянул голову назад. Взглянув в лицо старику, Хаммади узнал главу ненавистного «Мивцан Элохим» и ощутил дрожь в руках. Чувство было такое, словно в его власти оказался сам сатана. Он провел лезвием по коже, оставив узкую красную полоску, и уже собирался перерезать яремную вену и горло, когда уловил какое-то движение слева от себя.
Хаммади повернулся и увидел, что Беккер очнулся и смотрит на него. В глазах пилота не было ничего, кроме презрения и отвращения. Ни малейшего страха. Хаммади стало не по себе. Он посмотрел на Берга и подумал, что смерть этого человека никак не отразится на конечном результате всей игры. Если же сохранить ему жизнь, то, возможно, это как-то повлияет на его собственную судьбу. Раньше Хаммади всегда убивал врага, когда предоставлялась такая возможность. Не пора ли изменить традиции? Он отвел руку с кинжалом.