Дверь, скрипнув, отворилась, и с подойником парного молока вошел кузнец. Сняв с меднорыжей седеющей головы картуз, он поклонился Кротову:
— Здоров будь, Михаил Федорыч, — повернулся к Антону. — И вы, молодой человек, здравствуйте. — Прошагал к буфету. Достал из него несколько глиняных кринок. Начал сцеживать в них молоко. — Садитесь там… Разговор, можа, долгий получится… Вот, с хозяйством справлюсь…
Кузнец разливал молоко неторопливо, словно тянул время. Затем плеснул остатки в консервную банку, скомандовал:
— Жук!
Дремавший на кровати кот черной молнией метнулся к банке. Кузнец молча вынес кринки. Достал из печи чугун с горячей водой. Ополоснув подойник, выставил его за дверь. Погремел во двора рукомойником. Шикнул на загоготавшего гуся, похоже, загнал в хлев корову и вернулся в дом. Однако начинать разговор не торопился. Убрал со стола в сундук библию. Придвинул к столу табуретку. Сел и уставился в пол.
— Как понимать твое молчание, Федя? — не вытерпел Кротов.
Кузнец тяжело вздохнул:
— Чудится мне, Михаил Федорыч, что порешили пасечника за золотой крест…
Кротов недоуменно переглянулся с Антоном. Кашлянув, сказал:
— Не совсем понятно, Федор Степаныч, твое заявление.
— Я не заявляю — подсказываю, из-за чего убийство могло совершиться.
— Нам действительно надо знать подробности, — вмешался в разговор Антон, а Кротов тут же представил его кузнецу:
— Это товарищ Бирюков, начальник уголовного розыска района.
Кузнец ничуть не удивился:
— Бирюковых издали видать. — И с паузами, словно взвешивая каждое слово, стал рассказывать, как недавно пасечник Репьев предлагал ему за тысячу рублей архиерейский золотой крест с изображением распятия. Крест был старинный и стоил намного дороже, чем тысяча.
— А где Репьев взял этот крест? — спросил Антон.
— Сказал, что в роднике, близ цыганского табора нашел.
— Из Америки с подземным потоком выплыл? — усмехнулся Кротов.
Но кузнец вполне серьезно ответил:
— Нательные золотые, серебряные крестики и раньше в роднике находили. Часовня в старое время стояла там. С годами разрушилась. Остатки часовни Степан Екашев в войну на дрова себе увез, оттого теперь и чахнет здоровьем…
— Откуда же, Федя, кресты в роднике оказались? — недоверчиво спросил Кротов.
— Видно, служители после революции зарыли их в землю, а вода подмыла. Кресты не для земли делаются.
— По-твоему, Репьев на самом деле мог найти крест?
— Мог найти, а мог и украсть.
— У кого?
— У тех же цыган.
— Думаешь, за это цыгане и убили Репьева?
Кузнец торопливо перекрестился:
— Упаси бог так думать. Винить цыган не хочу. Верней всего, кто-то другой на Гриню руку поднял.
— Кто же, по-вашему? — спросил Антон.
— Я ж ничего не знаю. Только подсказываю, что у пасечника был золотой крест.
— Почему уверены? Потому что после убийства Репьева этот крест на пасеке не обнаружен?
Кузнец растерянно посмотрел на Антона, затем на Кротова, но ни слова не произнес.
— Вопрос поставлен конкретно… — строгоофициальным тоном начал было Кротов, однако, перехватив осуждающий взгляд Бирюкова, закончил мягче — Ты, Федор Степаныч, не скрывай, сам знаешь, преступник должен быть наказан.
— Я ж на самом деле не знаю, можа, нашелся крест, можа, нет… Вчерашним вечером бригадир Гвоздарев и молодой офицер из милиции спрашивали меня: все ли цыгане в день убийства были на работе? Со страху сказал, что все, а как после одумался, то одного не было…
— Кого именно?
— Левкой его зовут, — тихо сказал кузнец и перекрестился.
Черный кот, долакав банку молока, сыто потянулся, подошел к порогу и уставился на кузнеца светящимися в сумраке зеленоватыми глазами. Кузнец поднялся и выпустил его за дверь.
Бирюков, размышляя о золотом кресте, вспомнил, что при осмотре на пасеке не обнаружили даже столового ножа.
— Михаил Федорович, — обратился он к Кротову, — у Репьева был какой-нибудь нож?
— Безусловно. Охотничий… Понимаете, товарищ Бирюков, как зима ляжет, в селе начинается массовый забой личного скота. Это праздничный месяц для Грини Репьева был — нанимался резать свиней да бычков. Туши свежевать мастерски умел. Денег за работу не брал, а поллитровку и свеженины — обязательно.
— Сломал Гриня недавно тот ножик, — неожиданно сказал кузнец.