Я крутил тему и так, и эдак, пытался подходить то с точки зрения экономической необходимости, то с точки зрения политической сообразности, то с точки зрения наследования традиций, то с точки зрения вынужденности семейными обстоятельствами - нет, всё равно получалось, что герой выбирал самый худший вариант из многих плохих, но самый выгодный для него лично.
Ведь это явный деградант по сравнению с дедом, "бильдюкским генералом", директором ГОК, построившим и развившим не только своё предприятие, но и целый комплекс глубоких рудодобывающих шахт на северо-западе от города, и кучу предприятий в самом городе, от знаменитого пивзавода и сети производственных садиков и больниц до преобразования пединститута в педагогический университет и строительства консервного комплекса, толкнувшего развитие и сельского хозяйства, и рыболовецких колхозов - море-то в 15-20 километрах на юг, а земли - плодороднейший чернозём, знай поливай...
Работа стала, встала пресловутым калёным ломом, забитым в шпалу через очко сортира последнего вагона поезда. И это при том, что сроки сдачи я уже просифонил, то есть и отказаться уже не мог - некогда и некому было перепоручить, и сделать не получалось.
И тогда я вспомнил "трактирные" времена, и решил сам для себя представить, что где-то в этих интервью "зарыта тайна". Какое-то секретное знание, о котором стараются не говорить, но оно не может не прорываться в оговорках, в умолчаниях, в общем строе мысли - когда люди сознательно не говорят о том, о чем думают постоянно, тогда в оговорках обязательно прорвется подсознание...
* * *
Я медленно и аккуратно отодвинул в сторону шпалу, сел и огляделся. Все тело болит, но вроде бы ничего не сломал: царапины, кровоподтёки, но даже крови уже не течёт. Одно стекло в очках треснуло, металлическая заушная дужка погнулась, но резинка вокруг головы очки на месте удержала. Да, знаменитый на всё приазовье белый пробковый колониальный шлем "мечта наглосакса в Африке" приказал долго жить однозначно... Впрочем, так же, как и столь нравившаяся мне летняя белая пиджачная пара с коротким рукавом, подарок жены на 10-летие свадьбы, - ах, как удобно было носить её с майкой-сеточкой: и дресс-код соблюден, в костюме, и совсем не жарко...
А вот белые сандалеты на толстенной рифлёной подошве, макеевского производства, тяжелые, как шахтёрский труд, но надёжные как защита Донбасса, выдержали мое падение в подвал с высоты шести метров! А что это такое сбоку в них...
Мама дорогая! Получается, я не сам с прогнивших балок второго этажа рухнул, получается, что это кто-то снизу из автомата очередь дал, а толстая 40-сантиметровая балка скорость пуль погасила, вот на излёте три в металлическом ранте подошвы у меня и застряли... А мои полтора центнера плюс очередь плюс встряска и привели к перелому балки и падению... Однако...
Сразу стало зябко и неуютно: интересно, сколько я в отключке провалялся, успели те, кто на первом этаже был, уйти, или нет?...
Как-то сразу резко вспотел, затряслись руки, засосало под ложечкой, похолодело в коленках. Стараясь не дышать, аккуратно переполз в угол, в тень под упавшей шпалой и каким-то будуарным трюмо, видевшим времена, если не Луи-Филиппа, то Николашки второго и нэпа с первым коминтерном. А за трюмо оказалась щель, скорее нора, которая вывела мою пыхтящую паровозом тушку через выломанную дверь прямо на лестницу из подвала.
На лестнице я был не один. Впрочем, второй - он тут, судя по всему, уже очень давно был, чуть ли не с 14-го года, потому что основательно промумифицировался: и цветом как таранка, и наощупь ненамного мягче. Я сначала аж дёрнулся, когда в сгустившейся после открытого подвала темноте вполз на что-то, а потом сообразил, на что вполз. Но когда понял, что это за нечто в каске с волчьим крюком и в пробитом насквозь обломком ржавой водопроводной трубы бронежилете с укропрапором, как-то даже успокоился и ободрился: если за три года за этой мразью не пришли ни те, ни наши, если на него не наткнулись ни мародёры, ни пожиратели падали - я в тихом надёжном месте. Особенно учитывая, как сюда попал я, как он, и то, что откуда-то сверху пробивалась несмелая полоска рассвета.
Да, так и есть, тушку так никто и не мародёрил: вон калаш ржавый рядом, вон в подсумках нетронутые магазины, вон в кобуре пистолет (судя по всему, "Стечкин", но я в этом мало понимаю, не больше, чем другие мирные жители пяти народных республик), верх броника приподымает спрятанный за пазухой сверток с хабаром, а вон чуть в стороне и вещмешок, причём довольно плотно набитый.
Неудобно вещмешок лежит, нехорошо: будешь ползти по лестнице вверх - не обползёшь. Впрочем, может, это и хорошо: нужно же понять, что эта фашистская тварь тут мародёрила, а значит, хоть и неприятно, но нужно осмотреть и сверток за пазухой, и вещмешок. Света пока ещё мало, документы не прочитаю, но вот в шмотках наощупь постараюсь разобраться.
Ага, ну понятно, как всегда: на поясе надета сумка-кобурка, в которой куча драгоценностей: часы, серьги, кольца, какие-то брошки, крестики, цепочки, коронки или зубы, ордена и медали, даже золото или серебро в темноте не разберу, размер кулака на два, вес где-то на килограмм, за пазухой - деньги, в основе своей гривни, но есть и доллары, и евро, сумму сейчас не посчитаю, но хороший такой сверток, где-то с голову маленького ребёнка. А в вещмешке...
А в вещмешке какие-то папки, и много их... Причём и застёжка, и размеры, и материал обложки - всё очень напоминает те две папки, которые в самом дальнем углу выгородки-духовки в печке на втором этаже, до которых я хотел дотянуться, когда подо мной балка проломилась. Всё интереснее и интереснее!
Наверху лестницы был приоткрытый люк, стоящий на чугунной цветочной вазе, придавленный упавшим массивным письменным столом, судя по всему, ровесником трюмо в подвале. И где-то рядом, наверное, сразу за столом, полушёпотом переругивались два голоса:
- Ты его хорошо приложил, он точно окочурился?
- Да ты же сам видел, как балку сверху скинули, у него от головы во все стороны куски полетели! - ох, хорош был наглосаксонский колониальный пробковый шлем, хоть и погиб напрочь, но мою дурную голову сохранил!
- А ты бы слазил вниз, проверил!
- Хватит время тянуть, тебе на лестницу лезть! Зачем-то же этот жирдяй в такую глушь поперся?! Не отбрехивайся, давай лестницу ставить! - ой, видно недолго я был в отключке! Совсем недолго!