Сплетаясь с возлюбленным языком в глубоком поцелуе и руками в тесном объятии, король тихонько постанывал, призывая Майрона к близости. Тот, едва сдерживаясь и переводя дыхание, взмолился, зарывшись лицом в мягкие благоухающие пряди: «Что ты делаешь со мной, любимый! Я думать о таком не смею, пока не стану мил твоим глазам!» Трандуил прошептал в ответ: «Ты мне мил в любом обличье, я узнаю́ твои объятия, твой вкус, твой запах… Ты мне желанен и такой. Настанет день, ты станешь прежним, но нам его не нужно ждать, чтобы творить любовь… Мой Майрон…»
Жаркое дыхание короля опаляло кожу Майрона, а его руки настойчиво скользнули под одежду. Трандуил вновь заглянул в лицо майа, и тот увидел, как в любимых глазах все грани голубоватого хрусталя сверкают любовью сквозь пелену желания, словно рассветные лучи сквозь утреннюю дымку. Взгляд короля лишил Майрона остатков сомнений, и он, со стоном прижав к себе Трандуила и слившись с ним в страстном поцелуе, встал со стула и понёс свою драгоценную ношу к ложу. «Прошу, закрой глаза, любимый!» — прошептал Майрон, снимая с себя последние покровы одежды и не отводя взгляда от сияющих нежностью глаз короля, раскинувшегося на ложе в ожидании ласки. «Ничто не станет для меня причиной, чтоб не смотреть на то, что я люблю», — прошептал в ответ Трандуил. Вскоре мелодия любви наполнила покои лесного короля.
— На что ты смотришь, Майрон? — спросил Трандуил, приблизившись к возлюбленному.
Улыбка алых губ стала чуть шире. Волшебный голос произнёс мечтательно:
— Еще немного, и небо обретёт цвет твоих глаз, когда свежевыпавший снег наполнит воздух искрами, а солнце скроет жар за серебристой пеленой. Снег мягко замерцает золотом в его лучах… как твои волосы… мой Трандуил…
Майрон перевёл влюблённый взгляд на короля. Тот, сверкнув кольцом на мизинце, поправил медный локон, брошенный игривым ветерком на любимое лицо, и прошептал:
— Так говорил мой сын…
— Он любит, — немного помолчав, ответил Майрон и вновь устремил свой взор вверх. — Тебя все любят, оттого и не судят нас, делящих одно ложе. Ведь ты не думаешь, что это неизвестно?
Золотистые глаза заискрились весельем.
Король рассмеялся:
— Конечно, это всем известно. Но во взглядах, устремлённых на тебя и на меня, я не видал насмешки или осуждения. Лишь восхищение. Ты восхищаешь эльфов, Аннатар… Всегда…
Последние слова король прошептал и приник к устам повернувшегося к нему Майрона. Тот крепко обнял Трандуила, вдыхая его запах, в который раз благодаря в душе́ за этот дар.
Видя, как меняется его собственный облик, и, наслаждаясь вниманием возлюбленного, майа не уставал мысленно благодарить Отца, так щедро одарившего его, сбившегося с пути мятежного сына, невзирая на все его преступления. Майрон переменился, но совсем иным не стал. Спесь и гордость в нём заметно поубавились, исчезла жажда власти, но некоторое неистребимое чувство превосходства и собственного величия осталось, что, однако, отнюдь не портило его. Напротив, возможно, именно это обстоятельство помогло тому, что народ Трандуила принял как самого незнакомца, так и то, что он стал избранником их короля. Истину о Майроне в Средиземье знали лишь трое: король, его сын и сам майа. Эльфы, кто мог знать Майрона по былым деяниям, уплыли за море после войны Кольца. Теперь влюблённые не опасались разоблачения или огласки. Майа много времени проводил в мастерских, вновь занимаясь тем, что некогда ему было так любо, охотно обучая своим искусствам эльфов, не прибегая к обольщению. Прекрасный и сладкоголосый Майрон дарил своё очарование лишь избранному эльфу — королю. А тот лучился счастьем, сияя, словно солнце.
Однажды вечером, проведя весь день за работой, Майрон нашёл своего короля за чтением в его покоях.
— Ты создал новое творение, что вновь сведёт людей с ума? — с улыбкой молвил Трандуил и, отложив книгу, взглянул на Майрона. Тот загадочно улыбался.
— Ты прав… Я создал нечто… для нас… — мягким голосом ответил Майрон и, приблизившись к королю, опустился к его ногам и взял его руку в свои.
Продолжая загадочно улыбаться, он огладил руку короля, и тот ощутил в своей руке предмет. Опустив взгляд, король вздрогнул: на мизинце его руки, лежащей поверх серебристой ткани длинного роскошного одеяния, сверкало камнем кольцо — одним из тех, что Наугрим вернули Трандуилу.
— Кольцо… — ошеломлённо прошептал король, чуть побледнев.
— Нет… ко́льца, — прошептал в ответ Майрон, накрывая руку Трандуила своей. На мизинце прекрасной белоснежной руки сверкало камнем точно такое же кольцо.
— А… эти кольца… Майрон… что в них?.. — спросил король с опаской.
— В них лишь любовь, мой Трандуил… — голосом, идущим из самой глубины, промолвил майа. Золотистый взгляд сиял нежностью.
Король провёл рукой по медным волосам, стянутым в хвост, чтобы не мешали в работе, и, зашуршав одеждой, скользнул из кресла на пол к Майрону.
— Мне по душе такие кольца, — пробормотал король между поцелуями. — Мой Майрон…
Порыв ветра взметнул волосы Трандуила и, сорвав с деревьев листья, понёс их за собой в задорном вихре. В этот миг Майрон вспомнил картину из прошлой ночи, как эти шёлковые пряди так же взметнулись, когда король, до этого плавно двигавшийся вверх-вниз на бёдрах лежащего на спине возлюбленного, вдруг изогнулся и, запрокинув голову, негромко вскрикнул. Одно из драгоценных мгновений, что Майрон бережно складывал в шкатулку своей памяти. Он нехотя разомкнул руки, отпуская Трандуила из своих объятий. День пошёл на убыль, и влюблённые поспешили домой.
— Что ты придумал в этот раз? — весело спросил король, стоя спиной к двери и просматривая лежащие на столе свитки. Он ощутил, что в комнату вошли. Решив, что это Майрон, король игриво обратился к нему, но Майрон не ответил.
Трандуил обернулся и замер: перед ним был одетый в дорожное платье Леголас и широко улыбался, в глазах стояли слёзы. Он уже несколько минут стоял в дверях, любуясь королём. Принц оглаживал взглядом тонкий стан отца, облачённый в длинное тёмное одеяние, напоминающее сумеречное небо, и мерцающие поверх него светлые пряди волос. «Лунный свет на глади моря ночью», — подумалось принцу при взгляде на отцовские волосы, струящиеся поверх тёмной ткани. Король коротко вздохнул и раскрыл свои объятия сыну. Два эльфа обнялись и долго так стояли, истосковавшись друг по другу за несколько десятков лет разлуки.
Гораздо позже, когда восторг от первой встречи минул, а вопросы почти иссякли, отец и сын сидели в креслах, где много лет назад принц объяснялся с Трандуилом, и смаковали рубиновое вино, так любимое королём.
— Отец, я отправляюсь в Аман. Меня так манит море! Корабль готов к отплытию, но я не мог уплыть, не попрощавшись. Я так хотел тебя увидеть и обнять! И этот долгий путь проделал я за этим. Я вижу, ты сияешь счастьем. Не помню, чтоб ты был таким. Ты так прекрасен, что сердце ноет, — с улыбкой проговорил Леголас. — Я собирался звать тебя с собою, но вижу, твоё сердце здесь?
— Да, сын. Я счастлив. Я любим взаимно. И сердце моё здесь. Ты прав.
Глаза Леголаса сияли, он улыбался и никак не смел задать вопрос, что вертелся у него на языке — кем Трандуил любим взаимно. Принц опустил глаза и вдруг заметил блеснувший камень на руке отца.
— Это кольцо мне не знакомо, — промолвил Леголас, разглядывая перстень. — Какая тонкая работа! Искусный мастер. Равных нет. Откуда это диво?
— Подарок, сын, — улыбнулся в ответ король. — А мастера увидишь. Я провожу тебя к нему. Когда захочешь.
— Сейчас и проводи! — с готовностью ответил принц и встал из кресла.