– Иду покупать верблюда
на ярмарку в Бухару.
Пустыня блестит, как чудо,
как самовар в жару!
Я кисть в золотую краску
восторженно окунал,
и обратилась в сказку
светившая мне луна!
– Я это узнать не в праве,
поскольку люблю комфорт,
и сон в золотой оправе
не лодка, а только – плот.
Общаясь с песчаной далью,
полюбишь её навек.
Кати лимонное Дао
без спутника, человек!
Благопожелание Азии
В степи солончаковой, тамошней,
весёлой радуясь работе,
закину Азию, как камушек –
увижу бабочку в полёте!
Она так рада Мирозданью,
его весеннему балету,
что просыпается гортанью
и говорить готова светом.
Над книгою живого луга
славянскою летает ижицей…
О, бабочка, цветов подруга –
с тобой и пишется, и дышится!
Ода пустыне
Вся пустыня – поцелуя
лунный шорох и смятенье.
Это девушки танцуют –
жёлтой Азии растенья.
Если ты, положим, тучен
и живот свисает дыней,
будешь Азией обучен,
как вести себя с пустыней.
Ночь нашёптывает в ухо
про весёлую забаву,
и луна сползает брюхом
на Катуни берег правый.
Я смотрю на мир с откоса
в первый миг его рожденья.
Блещут бусы – утра росы,
и луна – стихотворенье.
Звуки варгана
Горы Алтая,
унылый варган…
Что мне
подарит дорога?
Сколько ты знаешь
наречий и стран,
взмывшая в небо сорока!
Дальше лети –
за седой Казахстан,
в пойму песчаного Нила…
Небо пустынно.
Поёт высота
звуком варгана
унылым.
Возвращение Чингисхана
Как много солнца и коней
в пустынной Азии моей!
И Тень из шёлковой жары
шьёт невесомые шары.
(На них когда-то Чингисхан
летал на совещанье стран
во сне а, может быть, и так,
устав смертельно от атак)
Сегодня новую весну
я в памяти своей несу,
где Чингисханом у котла
мешает рис ночная мгла
и размышляет про поход
на Русь – соседний огород.
Этюд с повторами
Две монгольские лошадки
на лугу коричневеют.
Ветер в синюю тетрадку
записать стихи не смеет.
И бегут, бегут куда-то,
тишину пугая, тени,
как послушные солдаты,
в поручении потея.
Две монгольские лошадки,
увидав пучок пырея,
обсуждают неполадки
в ходе раннего апреля.
И бегут в живой заботе
о делах весенних тени,
обретая атом плоти
и сознание растений.
Рассвет на Алтае
Не боится огласки
мук ночных соловей.
Сходит чёрная краска
с отдохнувших полей.
Синий тонет в лимонном,
набирающем цвет,
и по горному склону
пробегает рассвет.
Ах, поймать бы мгновенье
перехода тепла
в соловьиное пенье,
в тихий говор села!
Поющий малахай
Малахай кочевого монгола
запоёт над песками виолой,
и горячий степной суховей
удивится работе своей.
Остановит песков переброску,
позовёт облака из-под Орска,
и с размаху, поющей стеной
упадёт на удушливый зной.
Веселее звучи, малахай,
дождь в Монголию вызывай!
Ультиматум
Азия…
Народов королева!
Слышу звук направо
и налево.
Музыкой
мистической любви –
Аз и Я –
ты кружишься в крови!
Азия,
поймай во мне
мальчишку,
что когда-то
выходил из книжки
на просторы
лунного тепла,
где рекою
музыка текла.
Не поймаешь –
к морю убегу,
буду слушать
лунную тоску!
Открытие Алтая
Я в розовой дымке
слова не приемлю.
Открою в улыбке
алтайскую землю.
Живую, таёжную,
с вышками гор,
где песню дорожную
дарит простор.
Где реки форелью
под солнцем блестят,
и пальцы – свирели,
и дерево – стяг.
Где тянутся вёрсты