Зелёной Ордой
и падают звёзды
тебе на ладонь.
Будни Азии
Путник в малахае
из зелёной чаши
аромат вдыхает
и рукою машет.
Смотрит, удивляется
на просторы Азии,
а она качается,
бесконечно разная.
В Азии и ветры,
распевая песни,
кажутся поэтами
в президентском кресле.
И два мира, слитые
в утреннюю радугу,
лучшими молитвами
новосёла радуют.
Наказы Алтаю
Алтай, ты –
Минотавра лабиринт!
И день в трубу подзорную
глядит,
и тянется
к карандашу рука,
чтоб записать в тетрадку
облака.
Алтай, умойся
утренней росой,
мальчишка мой,
чумазый и босой!
Играя в мячик,
горы не тряси,
и радугу к обеду
принеси.
Степные песни
Припевом служит
Горный мой Алтай
для песни
про монгольский каравай.
Про всплески
одинокой тишины
поют пески,
в разлуку влюблены,
и степь волшебной чашей,
до краёв
полна летучих,
ситцевых ветров.
Так на просторах
Азии родной
и льются песни
звёздною рекой!
Рассказ охотника,
промышляющего на Алтае
соболя и лисицу
Переболею
горною страной,
но к осени
вернусь сюда
с женой –
угрюмой девкой
в кофте из песка
по имени
Зелёная Тоска.
И буду скукой
будни подметать,
расшатывать
дубовую кровать,
и буду метить
горные снега
изношенной
подмёткой
сапога.
Родословная охотника
по имени Медвежья Лапа
– Мама, не твой сынок я,
рождённый утром в постели.
Я – сын далёкой дороги,
сухой алтайской метели!
– Чего говоришь ты, глупый,
побойся бога Кудая!
Подай мне крупы и луку,
и молока подай мне!
– Не твой я, мама. Бахилы
не ты мне утром надела.
Мне ветер звенел уныло
на зимней равнине белой.
Стелила ковёр мне вьюга,
а нож с алмазной насечкой
был ближе любого друга
в своей простоте сердечной!
– Ну, хватит болтать пустое,
не нужное жизни этой,
а то родишься луною,
никем в ночи не согретой!
Эхо
Эхо на ходулях
бродит по Алтаю
и гудит как улей,
и с луной болтает.
В рощу завернуло,
и в траве высокой
для кота манула
обернулось соком.
От земного чуда
никуда не деться!
Яркою минутой
закипает сердце.
Пробегают пятна –
синий и зелёный –
к речке и обратно,
радуя ворону.
Эхо задохнулось
в утренней крапиве,
но опять проснулось
у плакучей ивы.
И себя полощет
в утреннем прибое…
Бродит эхо в роще,
эхо голубое!
Жёлтое в зелёном
Наполняют пчёлы кладовые сот.
Жёлтое в зелёном праздником живёт.
И щербатый камень помогает дню
осязать руками молодость свою.
Наблюдают ветры, певчие минут,
солнечного света мающий уют.
И летит округи лёгкий тарантас,
обгоняя вьюги, что пугали нас.
Ожидание
Мальчик у Катуни
чудом занемог –
загляделся в струи,
в их живой поток.
Ждёт, когда созвездья
вспыхнут огоньками
(словно кто-то ездит
и блестит коньками).
Мальчик у Катуни
ждёт простых чудес:
ветерок подует,
вспыхнет дальний лес,
и луну без грусти,
как в немом кино,
небеса опустят
на речное дно.
Вечернее
Спит закат, как на холме Егорий,
победивший Страшную Змею.
Где оно, мальчишеское горе
и моё вчерашнее «люблю»?
Цепенеют ели у Катуни:
синеву пронзившие, они
для небес – играющие струи,
светлые зелёные огни.
Вечера таинственные звуки
достают крикливых журавлей,
словно Бог Алтая семирукий
ищет сердце родины моей.
Ягодные, тихие мгновенья
просятся в лесные словари,
чтобы человек обыкновенный
их читал до утренней зари.