Над золотыми куполами
цветущих яблонь – тишина.
Беседуют луна и камень,
и даль свечения полна.
Течёт Катунь, преображая
зеркальной гладью берега,
и будущего урожая
видны высокие стога.
И проникает взглядом время
влюблённый в дальнюю звезду,
и слышит, как растут деревья,
и видит шорохи в саду.
Луна и камень до рассвета
ведут учёный разговор,
и листья, влажные от света,
качает ветер с дальних гор.
На перевале
Ночь в зеркалах озёрных
отражена эффектно:
чёрная шаль озона
прячет луну из фетра.
Вниз не смотри, не надо:
люди и их заимки
чёрного шоколада
съели и спят в обнимку!
Не шелохнётся воздух,
горы вокруг и тени,
да ледяные звёзды
тянут табак растений.
Секретарём у ночи
служит сова, чьи крики
долго тебя морочат
на перевале диком.
Пастбище звуков
Пастбище звуков
на горных вершинах Алтая.
Кряж, подрастающий снегом,
книгу рассвета листает.
И по отвесному краю
на тонких лучах
ходит, улыбкой играя,
небес янычар.
Пастбище звуков,
где каждая нота – цветенье,
августа с гусем
умелое, в нитку скрещенье!
Утро на снег
наложило повязкою тень…
О, янычар мой,
играющий звуками день!
Камлание шаманки
Камлание шаманки
летит по небесам
и громко спозаранку
стучится в Синий Храм.
«Тук-тук. Откройте, Духи,
Стоокому Огню!
Звезде – зелёной мухе –
я сердце подарю.
Отдам без проволочек
за выслугою лет
из дорогих цепочек
серебряный браслет!
Под звуки барабана
летит молитва к вам,
чтоб дети утром рано
смеялись тут и там.
Чтоб стариков возили
на Золотом Коне
источник Вечной Силы
отведать на Луне!»
Певцу Азии
Ты – бегущий поток,
ты – слеза января,
ты глядишь на Восток
как ночная заря.
Всё в тебе пополам,
всё перечит в тебе
планомерным огням
и привычной судьбе.
Встань. Умойся росой
равнодушных равнин
и с улыбкою спой
свой обещанный гимн.
Жёлтая баллада
Жёлтый, жёлтый, жёлтый, жёлтый –
в повторении тоска!
Ожидают перелёты
волны зыбкого песка.
Как диспетчер паровозный,
ветер дарит им весну,
и в мечтах своих берёза
видит спящую луну.
Я рисую жёлтой краской
облик Азии моей
и сегодня до Аляски,
до полей рязанских с ней!
Жёлтый, жёлтый, жёлтый, жёлтый –
бедуин, успеху рад,
достаёт из ульев соты,
как прозрачный шоколад.
Азиат дымит московский
длинной трубкою в кафе,
и проходит Маяковский
в сапогах и галифе.
Индоевроазиаты
согревают зеленя
электричеством бесплатным
из нежгучего огня.
Жёлтый, жёлтый, жёлтый, жёлтый –
о, земная круговерть!
Я потею от работы,
чтобы прошлое стереть.
Вижу цифру, как служанку.
Робот взят пугать ворон
на бахчи, и спозаранку
в дыню сладкую влюблён.
Лебединое круженье
над покосами травы
обещает продолженье
новой, сказочной главы.
Ищет зрение работу
и, сквозь тучи проходя,
боевые видит роты
в мир идущего дождя…
Жёлтый, жёлтый, жёлтый, жёлтый,
у эпох различный цвет.
Азия – зелёный остров
в океане жёлтых бед!
Богдыхан
В свистульку дует Богдыхан,
и дождь Монголию ласкает,
и пять больших соседних стран
цветут от края и до края.
Вот за цветком нагнулся он,
улыбкой радуя весёлой,
и голубеет в поле лён,
и лист растёт на ветке голой.
Но вот с лугов летит оса
и в ухо жалит Богдыхана…
Гремит внезапная гроза
и в цветнике война вздыхает!
Буддийская притча
– Цвет цветной? – спросила Осень,
надевая плащ лимонный.
Молча выслушали осы
и доверчивые клёны.
В буераке, где на ветках