обнять и умереть.
Когда же до тебя дойду,
увижу лунный свет
и след, ведущий на звезду,
которой в небе нет.
Домашние змеи
В этом доме змей полно:
кос девичьих, непослушных.
Вьются как веретено,
пахнут яблоком и грушей.
Всюду стелются они –
от гостиной до столовой,
наполняя сказкой дни
и судьбу шуршаньем новым.
Пью парное молоко.
То бледнею, то краснею,
наблюдая, как легко
на полу танцуют змеи.
Полночь в деревне
Наступает полночь
ангелу на пятку.
Дым печной играет
с облаками в прятки.
Раскидали ноги
на полатях бабы.
Слышится родное –
и «авось», и «кабы».
В темноте подполья
огурцы, как встарь,
плавают в рассоле,
каждый – государь.
И читает пряжа
сказку у окна,
как детишкам вяжет
варежки Луна.
Катание на ветре
Ромашковое лето,
горячая пора.
Мои стихи на ветре
катаются с утра.
Проедут мимо зыбких,
летящих облаков,
и скажут им с улыбкой:
«Вы – армия веков.
Куда-то всё спешите,
а поглядишь вослед –
вода блестит в корыте,
а океана – нет!»
Шагом Гулливера
Бабочки. Букашки.
Лето цвета Шуберта
и вопрос ромашки:
«Любите? Не любите?»
Сочиняя сагу
о величье веры,
мы шагнули в август
шагом Гулливера.
И попали в детство,
где поёт песок
и рисует светом
Пабло Пикассо.
Встреча
Потерял я слово
самое простое,
что сердца косило
легче травостоя.
Шик-шик-шик –
и вот вам
детская улыбка
старика седого –
золотая рыбка!
Плавает, играет
в океане жизни,
и зовётся раем,
а глаза – чужие!
Старика седого
я случайно встретил
у лесного лога,
по дороге к смерти.
Бабочка-шалунья
Весна. И бабочка-шалунья,
подруга юной голове,
рисует солнцу «аллилуйя»,
мелькая тенью на траве.
И свет готов уравновесить
всё то, что сказано легко,
и превращается в повесу,
испив земное молоко.
Вот написала, улетела
туда, где дышит синева
недостижимостью предела,
и не нужны совсем слова.
Проделки летнего дождя
Дождь подружился с ивой,
и каплею живой
её лохматил гриву
и называл женой.
И день уполномочил
его речной состав
умыть отряды кочек
и намочить рукав.
Висит с утра над лугом
поющею стеной
и пахнет свежим луком
и будущей весной.
Случайная строчка
Лазурной Катуни видней,
в чём строчка моя виновата!
Готовлю салат из теней
под грохот её перекатов.
Дышу, предвкушая еду
из шума Катуни и чуда.
Лишь так я дорогу найду,
которую век не забуду.
И трепет, и лист лопуха,
повёрнутый к повести скучной...
Случайная строчка легка
и пахнет таёжною кручей.
Мечта
Ах, сесть бы на лето,
как на гнедого,
и прокатиться
снова и снова!
В осень и зиму
телом врастая,
ехать по родине,
время листая.
Стать великаном
и прокатиться
в звёздные дали,
в синие ситцы!
Девушка из Уймона
Осень ждала Долина,
пахли дожди лимоном.
Даль ночную поила
девушка из Уймона.
Клочья брала тумана,
мяла в ладони узкой,
словно готовя манну
людям и трясогузкам.
Скрип у колодца слышен,
шорохи и объятья.
Это пришли напиться
вишни в лиловых платьях.
«Девушка, дай нам Слово,
которым малые дети
украсить рога коровы
мечтают в память о лете!
Дай нам Зелёный Ветер,
рыскающий повсюду.
В списках ночного света
числится он, как чудо!
Если отдашь и сердце,
облик вернёшь далёкий:
будешь в воде смотреться
яблоней краснощёкой!»