А вот дубовый чур Перуна, периодически уничтожаемый на Старокиевской горе рядом с развалинами Десятинной церкви, постоянно восстанавливается на своём исконном месте, как бы это не хотелось монахам из новопостроенного рядом Храма Десятинного мужского монастыря Рождества Пресвятой Богородицы.
Благие места давно уже облюбованы православными священниками, обители которых в большинстве своём построены на месте языческих капищ. При этом подмечено: как только в святых местах начинается повышенная активность, то вскоре такая же активность проявится и в провале.
— А вам не холодно так идти, — участливо спросила гида Варвара, кивнув на его босые ноги.
— Нет, Варя, совершенно, — ответил он. — Более того, я всем рекомендую ходить босиком. Ведь обувь препятствует непосредственному контакту с Землёй, а я, к примеру, заряжаюсь энергией только от неё.
Тем временем к бомжу-заике подошли две девушки в красных юбках и в белых сорочках.
— Не-не-не-не ходите ту-ту-ту-ту-да, — остановил он их, тряся головой и показывая рукой на Лысую Гору.
— Хорошо, — кивнула ему Жива, лишь бы тот отцепился.
— Там са-са-са-са-баки и на-на-на-наг.
— Я знаю, — ответила ему Жива и кивнула Майе, чтобы та следовала за ней.
— Странный какой-то, — покосилась в его сторону Майя, когда они отошли от него, — собак боится и ещё кого-то.
— Он давно уже сюда прибился, — пояснила Жива. — Живёт то ли в коллекторе, то ли в дренажке.
— А кто такой этот на-на-на?
— Я тебе потом расскажу.
Они остановились перед шлагбаумом с эмалированной табличкой «Не влезай — убьёт!». Увидев привязанный к тонкому деревцу похоронный венок с красными искусственными цветами, Майя заканючила:
— А может, лучше пойдём другой дорогой? Что-то у меня такое чувство…
— Дались тебе эти чувства! Идём! — подтолкнула её Жива.
— Чего-то мне стрёмно идти вслед за попом, которому хочется нас сжечь.
— Не бойся! Ты ж видела, он сам нас испугался.
Неожиданно, откуда ни возьмись, из-за кручи, подрытой бульдозером, выскочили две чёрные лохматые собаки и с громким лаем бросились к ним. От их ужасного вида, от безысходности происходящего и от невозможности куда-либо спрятаться у Майи застыла кровь в жилах и пробежали мурашки по спине.
— Что делать? — испуганно прошептала она.
— Доставай скорей печенье! — посоветовала Жива, не потерявшая самообладание.
Майя одним махом сбросила с плеч рюкзак, не мешкая, достала из него пачку, проворно разорвала целлофан и тотчас кинула печенье «К чаю» оскалившимся в полуметре от них собакам. Те тут же набросились на печеньки, скуля и повизгивая, словно ничего давно не ели. Сменив гнев на милость, они тотчас завиляли хвостами.
Обойдя сбоку закрытый шлагбаум и свернув на дорогу, поднимающуюся по склону вверх, двоюродные сёстры начали своё восхождение на Лысую гору.
Вскоре они оказались наверху, на том самом месте возле подпорной бетонной стенки, где ещё совсем недавно стоял чернобородый мужчина.
— Жуть какая! — передёрнула плечами Майя, останавливаясь перед странным портретом «вопящей от ужаса девушки».
— Это дочка Лысогора, — объяснила Жива. — Пропала здесь недавно.
— А чего это она так страшно кричит?
— Видимо, увидела здесь кого-то или что-то.
— А велосипедист этот, кто? — кивнула Майя на другой рисунок.
— Один из этих, из чистильщиков. Которые порядки тут свои наводят. Он часто здесь гоняет.
Двоюродные сёстры прошлись затем мимо гигантского граффити «ШАБАШ», каждая буква которого была выше их роста. Их белые сорочки заметно выделялись на чёрно-красном фоне.
— Значит, мы идём в правильном направлении? — усмехнулась Майя.
— Как видишь, — кивнула Жива на указывающую направление стрелку.
— Надо же, кто-то постарался, — хмыкнула Майя, — даже специально указатель для вас намалевал.
— Не только для нас.
— А для кого ещё?
— Для своих, вернее, для чужих.
Майя вопросительно посмотрела на неё. Жива тут же пояснила:
— Видишь, слово это читается одинаково, как слева направо, так и справа налево. Как в зеркальном отражении. Чужие, иные и прочие черти скоро толпами попрут сюда. А поскольку читают они все справа налево… ну, видно, зрение у них так устроено…
— А разве они тоже будут здесь? — перебила её Майя. — Ты же ничего про них не говорила.