— Знаю, уже познакомились, — ответил я. — Дознаватель попросился пройти без записи. Коридор был уже пустой.
— Настоятельно рекомендую вам общаться с этим человеком крайне осторожно, — сказал Евгений Кириллович. — Он, если захочет, может использовать против вас любое ваше слово. Не знаю, имею ли я право так говорить о человеке, занимающем столь важную должность… Но всё же умалчивать об этом мне тоже не хочется. Ради вашего же блага. Вы же никому не расскажете то, что я вам скажу?
— Не беспокойтесь, Евгений Кириллович. Речь ведь идёт о моём пациенте. Значит, можно считать это врачебной тайной, — ответил я.
Гаврилова мой ответ удовлетворил. А потому он произнёс:
— Мне доводилось работать с Аристархом Ивановичем. Это было лет семь назад. Более того, мы даже учились в одной академии. Просто в разных группах. И уже в те времена он был очень опасным человеком. До жути непредсказуемым.
— Погодите, Евгений Кириллович, — вынужденно перебил Гаврилова я. — Вы хотите сказать, что он — лекарь?
— Да, только карьера целителя у него не сложилась. Вы себе даже представить не можете, сколько людей он погубил. Ещё в академии, когда мы проходили практику, умудрился довести человека до инсульта. Хотя тот всего лишь жаловался на давление.
— Странно… — потёр подбородок я. — Во время приёма я не почувствовал в нём присутствия лекарской магии.
— Опять шутите, Булгаков? — недоверчиво усмехнулся Гаврилов. — Хотите сказать, что магию других лекарей вы улавливаете?
— Да. А что вас смущает? — не понял я.
— Рановато у вас открылись эти способности, — ответил наставник. — Обычно они приходят с опытом. Но мне всё же кажется, что вам чудится. Как почудилось и то, что ваш «анализ» способен автоматически активироваться.
Спорить с Гавриловым не стану. Пусть и дальше думает, что этих способностей у меня нет. Однако факт остаётся фактом. Я чувствую, когда кто-то колдует, а мой «анализ» всегда реагирует на человека, нуждающегося в срочной лекарской помощи.
К примеру, если рядом со мной будет стоять пациент с хроническим геморроем, «анализ» это проигнорирует. Но если в пяти метрах от меня окажется человек с гипертоническим кризом, инфарктом, опухолью или лихорадкой — магия отреагирует моментально.
— Так или иначе, вы угадали. Уловить магию Биркина невозможно. Она работает у него неправильно, — объяснил Гаврилов. — Он не такой, как мы, Павел Андреевич. Его сила создана, чтобы причинять людям вред. Больше он ничего не умеет. И именно поэтому примите мой совет — держитесь от этого человека подальше.
С радостью. Компания из него — так себе. Только интуиция подсказывает мне, что так просто от Аристарха Биркина избавиться не получится.
— Проклятье, проклятье, проклятье! — гневно шипел главный дознаватель, растаптывая направления, выданные Булгаковым.
Куда делся этот чёртов шрам⁈ Может, Антон Шутов солгал? Нет, не может же такого быть. На нём были использованы специальные зелья. Его пытали день и ночь. Стал бы этот отброс лгать, когда шансов на спасение у него уже не осталось?
Нет. Он не мог этого сделать, даже если бы хотел. Получается, что Булгаков каким-то образом скрыл свой шрам.
Биркин ударил кулаком по влажной каменной стене своего подвального кабинета. Боль пролетела по руке, как электрический разряд. Видимо, надавил прямо на нерв.
Но сдаваться дознаватель не собирался. Он целую ночь не спал, мечтая поскорее увидеть шрам от раны, которая была несовместима с жизнью.
— Значит, Булгаков не так уж и прост… — прошептал Биркин. — Каким-то образом он предугадал, зачем я пришёл к нему на приём.
Может, стоило спросить его напрямую? Нет, это какой-то бред. Нельзя действовать так прямолинейно. Вот если бы был способ подобраться к Булгакову в тот момент, когда он ничего не будет подозревать.
— Хм… — закашлялся дознаватель и широко улыбнулся.
В его голове созрел новый план.
Пока Евгений Кириллович принимал оставшихся пациентов, я прошёл в ординаторскую, чтобы выпить кофе. В помещении не оказалось никого, кроме Анастасии Ковалёвой. Обычно ординаторская служила местом для отдыха лекарей, но медсестра, судя по напряжённому выражению лица, совсем не отдыхала. Больше походило на то, что она от кого-то пряталась.
— Чего грустим, Настенька? — спросил я, чем спровоцировал взрыв эмоций.
Медсестра громко вскрикнула, вскочила с дивана и уже приготовилась куда-то бежать, но вовремя остановилась.