Я взглянул на часы. Пять вечера. Управился даже быстрее, чем думал. Ещё успеваю в приют до его закрытия. После восьми вечера родственников уже не пускают.
По идее, меня туда вообще не должны пускать, поскольку паспорт у Кирилла сейчас совсем другой и официально братом я ему не являюсь. Но я смог убедить одного из сотрудников приюта дать мне допуск. Пришлось солгать, что я приютил мальчишку-беспризорника, но чтобы не нарушать закон, всё же отдал его в приют.
Разумеется, пришлось ещё немного доплатить, чтобы история уж точно сошла за правду, и теперь нам позволяют видеться раз в две недели.
— Фух… — выдохнул Евгений Кириллович. — Не думал, что скажу это, но всё-таки вы правы, Булгаков. Удружил нам Дубков — словами не передать. Не знал даже, с чем проводит дифференциальную диагностику.
— Главное, что нам, в отличие от него, хватило ума вызвать нейролекаря, — сказал я. — Если бы Эдуард Дмитриевич сразу же отправил пациента к господину Сергееву, возможно, до такого состояния он бы не дошёл.
— Верно, — кивнул Гаврилов. — Так, ну что, Павел Андреевич? Я тут до утра остаюсь. Если желаете, могу продолжить экскурсию по отделению.
Удивительно, как изменилось его отношение ко мне всего за сутки. Два дня назад он запретил мне даже приближаться к пациентам, вчера собирался уволить, а сегодня уже предлагает вместе подежурить.
Отлично, процесс пошёл!
— С радостью бы остался с вами, Евгений Кириллович, но сегодня меня ещё ждут другие дела. В следующий раз обязательно останусь, — пообещал я.
— Хорошо, — кивнул Гаврилов. — Тогда до завтра, Булгаков.
Я уже собрался покинуть смотровую, но наставник бросил мне вслед ещё одну фразу.
— Хорошая работа.
Коротко и ясно. Что ж, думаю, это можно считать признанием. Или хотя бы почвой для него.
— Взаимно, Евгений Кириллович. Мы с вами ещё горы свернём!
Эдуард Дмитриевич Дубков затянул пояс домашнего халата и, смакуя удовольствие от хорошо проведённого вечера, расположился в своём кресле. Спина приятно ныла после сеанса массажа. Дубков разомлел и практически задремал, однако его привёл в чувство телефонный звонок.
Не открывая глаз, он нащупал свой мобильник и, даже не посмотрев, кто его вызывает, ответил на звонок:
— Дубков слушает, — протянул он.
— Ты идиот? — вместо приветствия раздался до боли знакомый старческий голос.
Эдуард резко открыл глаза, оторвал телефон от уха и взглянул на имя абонента.
«Сергеев Алексей Георгиевич».
— Ч-что, простите? — оторопел Дубков. Но всё же решил переспросить на всякий случай, надеясь, что ему это послышалось.
— А я думал, что это у меня проблемы со слухом, — фыркнул Сергеев. — Ещё раз спрашиваю, Дубков. Ты — идиот?
— Вы что себе позволяете⁈ — возмущённо прокричал Эдуард Дмитриевич. — Что за хамство?
— Рот мне закрывать не надо. Я тебя не боюсь, Эдуард. И угрозы свои можешь оставить при себе. Мне восемьдесят пять лет. Воспользуешься своими связями, чтобы уволить меня — пускай. Давно пора на покой, — произнёс Сергеев.
— Вы что несёте, Алексей Георгиевич? — не веря своим ушам, спросил Эдуард.
— Ты как умудрился пациента с энцефалитом упустить? Лучшего псаря императора чуть не угробил. Почему сразу не отправил больного ко мне?
Дубкову хотелось возразить, но инициативу с самого начала перехватил старый лекарь. Сам того не желая, Эдуард начал оправдываться, как провинившийся мальчишка. Кем он и был в глазах нейролекаря.
— Так я… Я же не умею заглядывать в головной мозг! Клиническая картина была расплывчатая, — произнёс он. — А как он в итоге оказался у вас? Я же его в приёмное отделение к Гаврилову и Булгакову отправил.
— Всё верно. Они его ко мне и перевели. Повезло, что Павел Андреевич смог верный диагноз выставить вовремя. Всю работу за вас сделал! — упрекнул Дубкова Сергеев.
— Так, знаете что? Будь вам хоть сто восемьдесят пять лет — я не позволю никому разговаривать со мной в таком тоне! — попытался контратаковать Эдуард Дмитриевич. — Завтра же на столе главного лекаря будет лежать докладная. Я во всех красках распишу, что вы мне тут нагородили!
— А давайте наперегонки? — усмехнулся Сергеев. — Я тоже напишу докладную. Только вы не сможете доказать, что я вам наговорил во внерабочее время. А у меня на руках история болезни и все ваши записульки. Гипертонический криз! Ну и выдали!
Из трубки послышался надрывный смех Сергеева, а затем связь прервалась.