Вроде ему должны были поставить назогастральный зонд, чтобы вливать питательные смеси напрямую в желудок, но так этого и не сделали. Возможно, оно и к лучшему.
Плюс ко всему нарушилась работа почек. Готов поклясться, что я наблюдаю их острое повреждение. Будто он тоже чем-то отравлен, и выделительная система не может справиться с выводом токсинов!
Погодите-ка… А что, если так оно и есть? Что, если в кому его тоже ввёл кто-то из лекарей? Возможно, кто-то заменял капельницы на те же транквилизаторы или…
Проклятье!
Наркоз.
Теперь всё встаёт на свои места. Григорьев уже несколько дней находится под общей анестезией. И кто-то стабильно поддерживает его в таком состоянии.
К осложнениям общей анестезии легко можно отнести и ларингоспазм — нарушение проходимости гортани, и парез кишечника, а также все остальные симптомы.
А почки перестали функционировать, потому что не справились с выводом таких концентраций усыпляющих веществ.
Со всей этой грудой осложнений одной лекарской магией я точно не справлюсь. Тут мне понадобится целая бригада лекарей. Может, позвонить Гаврилову? Нет. Это не имеет смысла. И других коллег тоже звать не стоит.
Пока они бегут на помощь из других отделений, Григорьев умрёт.
Благо у меня под рукой есть масса лекарственных средств и богатый опыт. Я знаю, как вывести его из этого состояния. И сделаю всё, чтобы его спасти.
Только стоит учитывать риск. Если своими силами я его не спасу, завтра же мне влетит от всего руководства за то, что я никого не позвал на помощь.
Тьфу ты! Да о чём я только думаю? Плевать, что будет завтра! У меня есть только «сейчас». И сейчас нужно действовать. Как можно быстрее!
— Сейчас же вводим ему атропин, спазмолитик и адреномиметик! — скомандовал я.
А пока медсёстры готовят препараты, я буду поддерживать его своей силой. Эти лекарства нормализуют работу сердца и кишечника и смогут расширить гортань.
Но этого недостаточно. Лучше мне вручную запустить его лёгкие. Через лекарскую магию.
Мне пришлось выполнять несколько задач сразу. Я диктовал медсёстрам концентрацию препаратов и воздействовал на головной мозг пациента своей магией.
Ведь именно там, а точнее — в продолговатом мозге — находится дыхательный центр. Нужно нормализовать кровообращение и направить туда кровь, насыщенную не столько кислородом, сколько углекислым газом.
Да, именно так. Ведь именно углекислота является главным стимулятором дыхания. Это легко проверить экспериментально. Достаточно собрать большое количество людей в тесной непроветриваемой комнате, и через несколько минут частота их дыхательных движений увеличится.
То же самое происходит и с новорождённым ребёнком. Как только малыш делает первый вдох, его мозг получает первую дозу углекислого газа, и это заставляет лёгкие расправится. Процесс этот неприятный и, как правило, именно из-за него ребёнок начинает кричать.
Все препараты пациенту уже введены. Концентрированный кислород поступает в неработающие лёгкие. Моя магия функционирует на пределе.
С начала реанимационных мероприятий прошло уже несколько минут. Ещё немного и…
ВДОХ.
Григорьев сделал первый вдох после долгой паузы. На секунду приоткрыл глаза, а затем снова потерял сознание.
— Получилось… — выдохнул я.
То, что он снова потерял сознание — не проблема. На этом оказание помощи ещё не подошло к концу.
— Следите за его состоянием, — велел я медсёстрам реанимации. — Мне нужно связаться с нефрологическим отделением.
Я прошёл в ординаторскую, нашёл в справочнике номер дежурного нефролекаря и принялся дозваниваться до коллеги.
Ответил мужчина лишь через несколько минут.
— Нефрологическое отделение, нефролекарь Кондратьев. Слушаю, — вяло пробормотал мужчина.
Видимо, он уже лёг отдыхать, а мне пришлось выдернуть его из глубокого сна. А что делать? На то и нужны дежурные лекари!
Я взглянул в журнал и быстро нашёл полное имя Кондратьева.
— Геннадий Павлович, вас беспокоит общий профиль, — произнёс я. — У нас в реанимации пациент с подозрением на острое повреждение почек.
— Ну ё-моё… — простонал тот. — Ваша фамилия?
— Булгаков. Павел Андреевич, — ответил я.
— Булгаков… Булгаков… Первый раз слышу, — заключил он.
Сейчас я лично поднимусь в нефрологию, и моя фамилия станет последним, что он услышит.
— Повторяю, — настойчиво продолжил я. — Пациент с острой почечной недостаточностью. Судя по всему, отравление средствами для неингаляционного наркоза.
— Замечательно! — заявил он. — Вы, что ли, постарались, Булгаков? А мне разгребать? И куда вы мне его собираетесь подсунуть? На диализ? Ночью?